Избранное

Хорошо известно, что в это время года в Тбилиси остаются в основном люди, так или иначе связанные со вступительными экзаменами, да некоторые самоотверженные отцы семейств, давно отправившие жен и детей на курорт, а сами, дабы не оставлять без присмотра квартиры, отложившие отпуск на осень. Они регулярно пишут семьям грустные письма, сетуя на жару и одиночество, но в действительности, за очень редким исключением, вовсе не чувствуют себя такими несчастными, как это кажется некоторым доверчивым женам. Очень не хочется прослыть доносчиком, но что поделаешь — истина для меня превыше всего. Дело в том, что в это же самое время остаются в городе и те, чей героизм когда-нибудь оценят историки: влюбленные в женатых мужчин женщины. В жаркие летние месяцы они, будто сговорившись, дружно отказываются от своего нелегального положения и переходят на легальное. Именно они ступают теперь по натертому вами, дорогие супруги, паркету, бесстыдно пользуются вашими холодильниками и (господи, прости, но бывает и такое) до утра нежатся в ваших мягких постелях.

Не будь я лично знаком со многими представителями сильного пола, по-настоящему преданными своим семьям, давно бы поверил утверждению экзистенциалистов, будто жизнь каждого цивилизованного человека делится на две части: легальную и нелегальную, будто большинство первобытных инстинктов осталось неизменным, несмотря на все придуманные человечеством этические законы, и будто стремление вкусить от запретного плода и в наши дни по-прежнему живо в потомках Адама. И кто знает, может, именно то, что люди существуют в двух лицах, тайном и явном, как раз и делает их жизнь более интересной?

Но все же есть люди, которые своей бесхитростной и открытой жизнью вдохновляют меня на горячий спор с этим несомненно ложным тезисом буржуазной философии. Именно такие люди и сидят сейчас в тупике Давиташвили на скамейке возле покосившейся изгороди и мирно беседуют.

Их трое: бухгалтер Гриша Асатиани, жестянщик Гигла Чирадзе и ткибулец, приехавший в Тбилиси с дочерью-абитуриенткой, человек неопределенных занятий Касианэ Лукава. Касианэ уже успел поведать новым друзьям прискорбный факт провала на экзамене его дочери и принять в изобилии горячие соболезнования. Завтра Лукава собирается уезжать. А сегодня он отпустил дочь погулять в сад Ваке и сходить в кино с соседским, тоже срезавшимся на экзамене, парнем (пусть бедные дети немного развеются), а сам предпочел скоротать время за дружеской беседой с новыми приятелями.

По какому руслу потекла на этот раз нехитрая беседа этих трех независимых граждан, мой проницательный читатель поймет из следующего простодушного, но явно наболевшего вопроса, с которым обратился к собеседникам Гигла Чирадзе:

— Вот гляжу и удивляюсь. Ведь не встретишь двух одинаковых людей. У каждого свой характер, свои причуды. А почему у других не так?

— У кого это, у «других»? — спрашивает Гриша.

— Да взять хоть животных, хоть птиц. Хоть еще кого. Среди них ведь нет ни бандитов, ни хулиганов, ни аферистов.

Гигла глянул на Касианэ, погруженного в невеселые думы, которого вопрос, есть ли среди животных хулиганы, явно мало интересовал. Но чтобы как-то поддержать беседу, он все же вежливо кивал головой.

— Это только так кажется, — заговорил Гриша. — Мы их видим такими. Но ты напрасно думаешь, что животный мир более упорядочен, чем наш. У них тоже есть свои лодыри, и лицемеры, и хулиганы, и, представьте себе, даже пришибленные. Расскажу-ка я вам одну историю — и вы сами убедитесь.

Гигла и Касианэ одновременно сложили руки на коленях и приготовились слушать. Гриша помял в пальцах сигарету, отщипнул обгорелый конец, какое-то время повертел ее в руках, потом раскурил, глубоко затянулся и осторожно положил ее на край стоявшего у его ног чурбана. Такая уж у него привычка: пока окурок догорит, он сделает еще несколько затяжек. А может, и не сделает. Это зависит от того, насколько его увлечет история, которую он собирается рассказать. Вот уже более трех десятков лет собираются соседи на этой скамейке (Касианэ, как я уже говорил, здесь человек новый), и изо дня в день все повторяется примерно одинаково: сначала побеседуют немного, а потом Гриша Асатиани начинает рассказывать, а остальные слушают. Наверно, и у вас во дворе есть такой признанный рассказчик, дорогой читатель? Он обычно бывает во дворе один. А уж коли появится второй, то группа неизменно распадается на две части — и во дворе ставят еще одну скамейку. Ведь всем известно, что неистощимые на выдумку и наделенные красноречием рассказчики не очень-то жалуют друг друга.

— В каком это году у нас были трудности с мясом и с хлебом? — начал Гриша.

— В шестьдесят втором, — отозвался Гигла.

— Правильно, в шестьдесят втором. А эта история приключилась в шестьдесят четвертом. Я тогда работал на курсах кройки и шитья. Главным бухгалтером. Вы ведь знаете Вахтанга Сабадзе, моего друга? Он и сейчас работает администратором в гостинице. Так вот он и подбил меня на это дело.