Избранное

— Как вас зовут?

— Карло Чио, — ответил иллюзионист чужим голосом и отвернулся.

— Я спрашиваю вас о настоящем имени.

— Клименти, Клименти Гелеква.

— Меня, батоно Клименти, зовут Шанше. Прошу, не обижайтесь на меня. Это я так, чтобы вы не думали, что в нашем местечке живут темные люди.

— Я не обижаюсь, мир изменился, нет уже того зрителя, что был раньше.

— Вы совершенно правы. Нам ежедневно на протяжении десятилетий показывают столько разных фокусов, что ваши по сравнению с ними — сущая безделка. Порой мы их разгадываем, порой же, надо сказать, они такие головоломные, что мы только ушами хлопаем, но в обоих случаях молчим в тряпочку. Во всяком случае, так было до сих пор. Что будет потом — посмотрим.

— Да, вы, пожалуй, правы, — Карло Чио взглянул на часы.

— Батоно Клименти, только поймите меня правильно, вы наверняка не ужинали, разрешите пригласить вас к себе, я тут поблизости живу, в двух шагах. Выпьем по стаканчику, закусим, я вас не задержу, клянусь детьми.

— Благодарю вас, батоно, в другой раз. Сегодня не получится. К тому же я не один, со мной ассистент.

— Ну, конечно, возьмем его с собой! На часик, не более. Без ужина я вас в такую даль не отпущу: уважьте, прошу вас.

Весь вид Шанше Вашакидзе выражал такую искренность и почтение, что иллюзионист не смог отказаться.

Они затащили сундук в маленькую гримерную, закрыли клуб и вышли на освещенную луной улочку.

Во дворе клуба у колодца сидела собака и лаяла на луну.

Перевод Л. Татишвили.

БОГАТЫРИ ИЗ САЧИХЕ

Их было четверо, все как на подбор — богатыри. В прошлом году по весне они появились в местечке — то ли в начале апреля, то ли в начале мая, точно не помню. Держались вместе; заложив руки за спину, ходили от двора ко двору и, завидев за сложенным из камня забором хозяйку, робко спрашивали: «Мастеровые не требуются?» В прошлом году они оставались у нас до первого снега — перебивались случайными поделками, как говорят мастера. Чувствовалось, выдавать себя за чернорабочих им не с руки, но то, что они не владели никаким ремеслом, было совершенно очевидно. Приехали они и в этом году, подрядились достраивать усадьбу моего соседа Гиви Заалишвили и тут же расположились на жилье.

В грузинских селах дома, по известным причинам, ставят довольно близко друг от друга. Мое окно выходило во двор заалишвилевской усадьбы, и хотел я того или нет — с утра до вечера слушал беседы четырех богатырей из Сачихе.

— Зурия, ну-ка взгляни сюда!

— Что тебе?

— Взгляни, говорю, стена, кажись, куда-то драпануть хочет.

— Я же говорил, бери влево.

— А я что, вправо взял?

— Да нет же, влево, но слишком уж взял.

— Так что же мне делать?

— Говорю тебе, а ты не понимаешь, вот и отвечай сейчас перед хозяином.

— С ним ты договаривался, не я.

Зурия, оглянувшись по сторонам, мягко выговаривает приятелю:

— Займись делом, хватит трещать как сорока.

— Как кто?

Зурия не отвечает.

Про таких вот и говорят — шумные мастеровые. Они галдели, зубоскалили, шутили. Как будто именно это было главным для них, ну а делом занимались ради потехи. Движения их были ленивы, угловаты. Все четверо — коренастые, с крепкими шеями. Одно удовольствие было слушать, как они смеются. Все четверо, одновременно бросив свои лопаты, терки, уровни, валились на землю и корчились от смеха. Потом один из них переводил дух:

— Что ты ему сказал, что?

— Ну хватит, поднимайтесь, что сказал — то сказал, тебе что?

— В употреблении, говоришь, выпрямится?!

И снова взрыв истерического хохота. Не смеется только Капия — молодец с лапами как у медведя, и чем серьезнее его лицо, тем громче хохот его приятелей.

Надо было видеть, как они поднимали бревно или ставили каменную ступеньку на рельс.

— Ну взяли?

— Поди сюда, Зурия, не дай бог выроним — без ноги останешься.

— Не пойдет, здесь лом нужен.

— Не пойдет? А ну посмотрим!

— Ну как там дела?

— Подняли?

— Погоди, сосчитаю до трех, и дернем все вместе.

— Раз, два, три, хо-оп, хорошо!

— Что хорошо? Наклон в твою сторону!

— Поправим!

— Ничего не надо поправлять. Приставим второе, само выпрямится.

— Подошло?

— Подойти-то подошло, только чуть-чуть не хватает.

— В этом «чуть-чуть» и все дело.

К полудню разговор шел на убыль. Богатыри все чаще оглядывались на калитку. Поминутно справлялись друг у друга, который час, и Зурия уже хватался за кувшин с торчащим початком кукурузы в горле, который своими размерами мало походил на обыкновенный кувшин.

— Куда спешишь? Пусть он придет, потом сбегаешь за водой. Она нагреется на солнце, придется пить теплую, как в прошлый раз.

— А вдруг он не придет сегодня, так что ж, мне и воды не выпить?

Когда солнце начинало клониться к закату, появлялся Гиви с корзиной в руке. Гиви — человек щедрый, хлебосольный; он приносил своим рабочим обильные обеды. Зная «слабости» имеретин, не забывал горячие мчади, лук с чесноком, молодой сыр, лобио. И великаны с удовольствием уписывали все это за обе щеки. Насытившись, они вместе с Гиви ходили во двор, хвалясь перед любезным хозяином проделанной работой. Порой их деловые разговоры доносились до моих окон.