Избранное

На зиму жизнь в Дранке уходила под сугробы. Но не совсем, не как в те годы. Гремел двигатель на электростанции, работал сетепошивочный цех — ребята с сейнеров шили там себе кошельки, снюрневоды, рыбацкому делу учились. В механическом цехе механики налаживали свои механизмы, были даже организованы курсы по повышению квалификации плавсостава.

Ванька опять возвратился в бригаду, в столярном цехе работал, шлюпки для флота, кунгасы и живорыбницы для ставных неводов, двери, окна, арматуру…

А Леха Гуталин, «прогуталинив» в Петропавловске все что мог, помогал Осману Магомедовичу на тракторе да на бульдозере. Они обеспечивали Дранку льдом — в колхозе водопровода пока не было, воду добывали изо льда, — расчищали дороги от заносов, иногда даже выкапывали из снега молочную ферму или свинарник. Таскали с того берега, где зимовал флот, то, что нельзя было унести вручную. Кстати, очень не любил Леха, когда его спрашивали:

— Ну как там, Алексей Васильич, на слете? Что нового во Владивостоке?

Ну и работа у них! Вот уж им-то нельзя было позавидовать. Бежал Ванька как-то в пургу с работы, лицо воротником шубы прикрыл, морозец под сорок, слышит брань из метели, Магомедыч чешет кого-то. Подходит, они с Гуталином возятся в тракторе голыми руками. Паклю жгут. Трактор морозными иголками покрыт, а руки у них побитые, помороженные, в масле…

Чомба собирался в тундру вехи ставить.

Функционировал и Ванькин сарай. За неделю навел там революционный порядок: настлал пол, побелил, подкрасил, провел свет. По вечерам в нем пропадал. Хорошо это. Насвистывает свою любимую:

Черный ворон! Что ж ты вьешься надо мной?
А ты добычи не дождешься,
Черный ворон, я не твой…

И мастерит что-нибудь: детскую колясочку — скоро пригодится, табуретку, шифоньер. Все это не спеша, каждую планочку облизывает. Войдет Зина, сядет в уголке возле электрического обогревателя, расстегнет шубу, семечки лузгает — мать из Куприянова прислала. Или зеркало принесет, рассматривает себя. На лице у нее выступили коричневые пятна, руки и ноги отекли чуть. Стала нервная и недовольная всем: и воротник у него расстегнут, и не бритый он, и зачем в сарае торчит, и погода плохая. А иногда ничего. Веселая, начнет мечтать о маленьком, какие у него будут маленькие ручки-ножки, как любить его будет, или начнет рассказывать Ваньке, как с подругой бегали в магазин примерять туфли. Напримеряются — и домой. А один раз целую неделю спала с бельевыми прищепками на носу — кто-то сказал, что у нее нос широк.

Ванька начнет вспоминать, как в армии служил, в стройбате. Служба… Ни разу винтовку в руках не держал. Про старшину своего, уж очень злой старшина этот был, прямо замучил внеочередными. Как ночь настанет, Ваньке полы мыть в казарме, весь хребет содрал, лазая под койками. Один раз Ванька рассердился и налил старшине воды в сапоги. Тогда вообще…

Как-то Зина пришла в хорошем настроении. Сначала рассматривала свой нос в зеркале, потом говорит:

— Неплохо бы тебе, Ваня, на сейнер попасть.

— Это зачем же? — удивился Ванька.

— Ребята с сейнера, видал, по скольку получили? Вон Моль в отпуск пять тысяч повез. А сам Страх не знает, куда деньги девать.

— Да я же не рыбак, — засмеялся Ванька, — какой же я рыбак?

— Научишься. Там и учиться нечего. Это капитаны да механики ученые, а если поваром возьмут — вари да вари. Доля одинаковая с матросами.

— Хах-ха! — засмеялся Ванька, представляя себя на мостике: «Право руля! Так держать! Полный вперед!» — Ну тогда покупай мне тельняшку.

— Не смейся, я серьезно. Мы бы тогда мебели хорошей накупили, ковры на стены. Одну комнату я бы коврами украсила.

— Ты смотри! — смеялся Ванька. — Как у Шехеразады, да?

— Смеешься… у нас даже мебели хорошей нету.

— Да я тебе такой мебели наклепаю — диву дашься. А ковры… На тот год будут и ковры, не все же сразу. В этом году за дом расплатились и одежи насправляли.

— Или бы новый дом, — задумчиво продолжала она.

— Новый дом? — еще больше удивился Ванька. — А этот куда же?

— Видел, какие привезли в колхоз? Финские, с ваннами, стеклянные террасы.

— И у себя ванну поставим. А террас я тебе таких наделаю, будешь как в стакане.

— Все равно, те красивые.

— Те и продавать не будут. Их дают, у кого нету. А нам никогда не дадут.

— Выхлопотать как-нибудь можно. Вон Клава с Володькой в таком доме жить будут.

— Они ж в общаге второй год ютятся.

— Ваня, а давай свой дом продадим, а?

— Да ты что?

— А сами в общежитие. И нам дадут финский.

— Эк куда метнула! — засмеялся Ванька. — Да разве можно?

— Прямо уж, и помечтать нельзя…

— Помечтать-то можно, — посерьезнел Ванька, — чего ж не помечтать? Да только плохо пахнет от твоих мечтов.

— Ваня, слово «мечты» употребляется в единственном числе.

— Кабы ж в единственном.

— А еще приемник надо, холодильник, стиральную машину…

Глава XIX