Избранное

Миновал речку, стал взбираться на высокий берег Сугробы свисали с него живописными падающими волнами, чуть розовые от заката. Леденистая тропка наискось прорезала их. «Не загреметь бы, — только подумал, как один валенок подшиб другой, и Ванька покатился вниз. — Недолго и к бабе Поле на леченье.

Вот и больницу бы, — думал он, отряхиваясь. — Коля Страх от какого-то аппендицита чуть не загнулся, а Миходенку тогда и до Оссоры не довезли…»

В позапрошлом году пришла к бабе Поле доярка Валюха, краснощекая дивчина «з-пид Винници». У нее живот рос.

— У тебя, девка, солитер, — поставила диагноз баба Поля.

— А що ж теперь робить?

— Що ж, що ж, — ворчала старуха. — Попробую вывести. На вот, выпей. — И она дала Валентине кружку настоя, приготовленного по собственному рецепту. — Через неделю должен выйти. По частям.

Прошла одна неделя, другая, солитер не выходил. Ни по частям, ни сразу. А живот продолжал расти. Валюха опять к бабе Поле, та опять ей кружку настоя.

— Если и сейчас не выйдет, то подождем весны, молодой травки. Там я его выманю.

А весною Валюха родила Сережку, такого мордастого парня — Геннадий, говорят, замешан в этом деле.

Шутка шуткой — более осторожно пробирался Ванька, — больницу надо, сколько хлопот, если с детьми когда.

Наконец осилил подъем, на пригорке ударило влажным, колючим от снежинок ветерком. Прикрыл щеку воротником. Пробирался по сугробам, на которых в разных местах чернели норы. К ним вели тропки — под снегом были вороха угля. Вот и склад под уголь… полая вода пойдет, сколько его в речке окажется? Уж сколько лет топливный склад сделать не можем, хорошо хоть площадку зацементировали да досками огородили. Ванька вспомнил, как тогда Василий Васильевич распекал за этот уголь Геннадия.

«Да-а-а, — задумался Ванька, — Василий Васильевич за нашего брата как тогда бухгалтеров да инженеров нес».

«Правильно, — думал тогда Ванька, прислушиваясь к председательскому голосу, доносившемуся из соседней комнаты. Он тянул время, нарочно долго возился со стеклами — чего там неясного?»

— Теперь, — продолжал председатель, — кто установил такой закон, что за перевыполнение плана по добыче рыбы премию начисляют заведующему птицефермой или молочной фермой? Береговому боцману или кладовщикам положено, они участвовали в производстве, но какое отношение к рыбе имеет прораб строительного участка или зоотехник оленьего стада? Кстати, они получают и за отел скота, и за выполнение плана по добыче рыбы. Форменное безобразие! Этой зимой Магомедов с Суренковым обеспечивали бесперебойно поселок льдом — премию начисляла себе контора…

— Так их, — радовался Ванька, пританцовывая на подоконнике, — по бездорожью их! Гуталин с Магомедычем в пургу да в морозы лед колют да возят, а премию Петруню да Торпеде. А когда аврал, пароход когда разгружать ночью — и плотники, и сварщики, и курибаны выходят помогать грузчикам, а из конторских никто. Петрунь тогда чуть не умер от расстройства, когда доски вокруг кучи угля пришивал… Попробуй вытащи его, а премию подавай…

Возвратившись в тот раз домой, Ванька долго не мог уснуть, все думал об услышанных на совещании «нюансах».

«А вот Геннадий не за работяг, — подумал он, уже подходя к своему дому, — хоть и за руку здоровается, придет это когда на участок.

— Здорово, ребята! — веселым голосом крикнет и за руку со всеми. — Ну как тут у вас Егоров? Опаздывает? Вы, братцы, сами его вздуйте, коллективом, по-рабочему… с песочком…

А когда соберет у себя за кожаной дверью инженеров, прорабов, начальников участков и разных заведующих и начнет:

— Жмите на них! Прогулял он у вас или опоздал на работу — выговор. Еще раз прогулял — штрафуйте на треть зарплаты. А если он, каналья, постоянно опаздывает или пьяный на работу приходит — гоните в три шеи, у меня вон целый стол писем, люди просятся в колхоз. А на работе? Как сонные мухи слоняются. Производительность, кстати…

И понеслось про Америку или Индию какую-нибудь. Торпеду в начальники произвел, боишься ее больше, чем его самого, когда на работу бежишь. Опоздал чуть — на ковер, а толку что?

Все равно ведь зарплата идет по нарядам, зазря ведь никто ничего не заплатит.

Можно и день до вечера проторчать на работе и ничего не делать. Одна видимость. Вот сегодня, если дела никакого нету, на целый час раньше пошабашили, а завтра, если речка тронется, и день и ночь слюзы да концы разные таскать будем, пока весь флот не отправим. Дак нет же! Хоть груши околачивай, а торчи на работе. Но Василь Василич держится за Геннадия, прислушивается. Конечно. Как он тогда Василь Василича прихватил?

Три года назад привезли в колхоз двигатель под электростанцию, огромный ящик — сама станция в нем. Три трактора его тащили от берега по специальному помосту из бревен.

— Давайте в ангар, монтируйте — и в работу, — сказал Василий Васильевич.

— Ничего не выйдет, Василий Васильевич, — сказал Геннадий, — под него надо лить новый фундамент и над ним уже возводить новое здание.

— Поработает пока на старом. Люди с путины возвратятся, тогда соорудим новое.