Избранное

— Поздравляю. Я все запомнила. Не надо крутить хвостиком. Спасибо тебе, паря Ваней.

Слоненок всем чинно, низко кланялся. После всех подошел паря Михей и вытащил из-за пазухи позднюю синенькую ромашку:

— Держи, паря. От всей души.

Слоненок крепко-крепко обнял медвежонка. Они расцеловались. Потом все прошли к длинному столу, поставленному в рябиновой аллее. Сели чай пить. Загалдели, насмеялись, запели. Лишь именинник сидел грустный и ни к чему не прикасался. Паря Михей спросил:

— Ты чего как мышь на крупу дуешься?

— Жаль, что в такой день рядом нет папы с мамой…

— Но зато рядом с тобой друг… — Медвежонок вдруг закричал. — Ау! Сюда! Он ждет вас, ждет!

В аллее раздался тяжелый топот — бежала, задыхаясь, мама слониха и, сдерживая себя, тоже чуть ли не бежал пака Главный слон.

— Сыночек, сынулечка! — слезно затрубила мама слониха. — Ты нашелся, моя крошка, — и тяжело, крепко обняла слоненка. — Я не поверила, когда пришел твой друг и сказал, что у тебя день рождения. Представь, я не могла вспомнить, когда ты родился. Ведь никогда не знаешь, что надо запомнить в этой жизни, что не надо. Дай я тебя обниму! Му! Миленький!

— Будет, будет лизаться-то, — добродушно заворчал Главный слон. — Здорово, сын. Поздравляю. Рад, что у тебя такой верный и преданный друг. Я вчера расспросил его, как вы жили. Ты — достойный сын достойного отца.

Маму слониху и Главного слона усадили пить чай. Слониха не ела, не пила, а затуманенными глазами смотрела и не могла насмотреться на дорогого сыночка.

А папа Главный слон негромко говорил медвежонку и слоненку:

— Получил весть от Главного медведя. Просит незамедлительно быть. На каком-то совете. Что это за совет?

— Все звери собираются на большой поляне, и Главный медведь учит, как надо жить.

— Ну, меня, положим, этому не надо учить. Сам кого хочешь научу. Но взаимопонимание должно быть. Так я мыслю. И вас с собой возьму. Ну и сопровождающих лиц, конечно.

Паря Михей и паря Ваней согласно кивали и уплетали пирожки с картошкой, луком и грибами.

День рождения незаметно перетек в вечер рождения. Потом в ночь, а с наступлением утра день рождения стал вчерашним днем.

ТАЕЖНЫЕ КАРАУЛЬЩИКИ

Совет у Главного медведя

В конце сентября на Большой таежной поляне, окруженной старыми елями, Главный медведь собрал совет.

Он уселся на матером мшистом пне.

В лапах держал высокий березовый шест, а на шесте сидела сорока Маня.

— Такое дело, ребята. Собрал вас потолковать кое о чем… — Главный медведь поднес к глазам листок бумаги, по которому читал, долго, напряженно вглядывался. — Ну, и слов же мне крот-писарь навставлял. — Он отбросил листок, пристукнул оземь березовым шестом — сорока Маня подпрыгнула, замолотив крыльями, вновь угнездилась на нем. — Не могу по бумажке! Внимание, граждане звери. Значит, из-за чего сегодняшний сыр-бор разгорелся? А из-за того, что хуже пожара разоряют тайгу всякие нечестные люди. Ягоде поспеть не дают, рвут зеленую. Птица на крыло не успеет встать, а за ней уже гоняются… Те же пожары. Как жить будем, ребята?

— У-ух! Ужасу какого нагнал! — ухнул филин, сидевший на ели. — Прямо хоть на Луну переселяйся.

— Э-э, темнота кромешная. Только ночью и видишь, да и то не дальше своего носа.

Главный медведь походил, поворчал, снова сел на пень.

— Бороться надо!

— А как?

— Научи!

— Для «как» и совет держу с вами. Вместе будем решать. Я тут Мане обследование поручал провести. Вот она полетала, посмотрела что да как, да что к чему, поспрашивала кой-кого. Как зверь в беду попадал, так Маня сразу беду эту на карандаш брала. Маня! Изложи-ка.

Сорока попрыгала, попрыгала на ветке, приосанилась, достала из полевой сумки листки. Откашлялась и напряженно-тоненьким голоском начала:

— Прекрасна осенняя тайга с высоты птичьего полета! Бесконечные пади, затянутые дымкой, и море тайги, проплывающее под крылом, колышет оранжевые, желтые, багряные волны.

— Маня! Не могу! — Главный медведь схватился за уши. — Уши вянут! Немедленно прекрати эту сорочью болтовню!

— Хорошо, ну хорошо, Михал Ваныч. — Сорока вздохнула и затараторила: — Я обнаружила вот что. Кое-где уже стоят петли на зайцев и даже на изюбров, кое-где рубят и пилят кедры, а потом собирают орехи. И это не все. Ладно, к нам, зверям, некоторые не по-людски настроены, но и к своему брату, человеку эти некоторые относятся так же. Разоряют зимовья, бьют стекла, разваливают печки. Вроде бы не мое дело, а все ж таки я записала. Ведь мы первые караул закричим, когда настоящие охотники не смогут жить и охотиться в тайге.

— О-о-о!

— У-у-у, — откликнулись звери.

Лишь старый волк с рваным ухом и глазом не моргнул. Когда все успокоились, он с пренебрежительным спокойствием сказал:

— А мне не страшно. Я плевал на все эти петли и динамиты. Меня который год истребляют всевозможными способами. Потому как я хищник, и жить мне не положено. А я вот живу.

— И живи… задумчиво сказал Главный медведь. — Да-а. Завидую твоему спокойствию, дружище Волк. Завидую, но оно мне не по душе…

В это время раздался мощный трубный рев.

Главный медведь вскочил: