— Потом мне ничего не страшно. Папину вспышку я перенесу.
— Хорошо, паря Вова. Мы постоим, проводим вас — Вова взял за руку Мулю-выбражулю, и они пошли к подъезду. Ярко пламенели в заходящем солнце оттопыренные Вовины уши и нежно золотились Мули-выбражулины банты. Паря Михей крикнул вдогонку:
— Помни, Вова! Замечательный медведь учил: честь девочки превыше всего.
— Пошли, Александр. — Паря Михей потянул Сашку Деревяшкина.
— Вовка уже решился, ему легче. — Сашка задумался. — Паря Михей! А ты бы на моем месте боялся?
— Мне, Саня, жену этого Степана Федорыча жалко. Как у нее сердце-то, наверное, обрывалось, когда ты Сереге звонил. А ты все про себя да про себя.
— Правда что. — Сашка Деревяшкин покраснел. — Веришь, нет, я про отцово наказание и не вспоминал. Со стыда перед Степан Федорычем сгорал. Как вспомню, так и сгораю. Ужас какой-то!
— Так, может, зайдем к ним?
— А простят?
— Посмотрим.
Дверь открыл Степан Федорович. Удивленно поднял брови, снял очки, обернувшись, покричал в комнаты:
— Маша, Маша! Иди скорей! Телефонный разбойник явился!
А у Сашки отнялся язык. Он открывал рот, хватал воздух и опять закрывал. На щеках проступили бледно-красные пятна. Паря Михей толкнул его в бок: что же, мол, ты? Сашка неожиданно пискляво, заикаясь, сказал:
— Мне стыдно, что я вас мучил, — и опять проглотил язык, и уж снова никак не мог заговорить.
Паря Михей солидно покашлял в кулак:
— Значит, извиняется он. Измучился парнишка от стыда.
У Сашки Деревяшкина прорезался наконец голос:
— Извините, пожалуйста!
— Да уж ладно…
А паря Ваней провожал девочку Алену. Оба вздыхали и молчали. Наконец девочка Алена не выдержала:
— Паря Ваней! Посоветуй что-нибудь, помоги.
— Охо-хо, Алена. Какой из меня советчик. Я же иду для поддержки. Чтобы не так страшно было возвращаться. Из любого вранья один выход: сказать правду. Что же еще придумаешь?
Чем ближе подходили к дому, тем чаще девочка Алена вздыхала, прикладывала скомканный платочек к глазам. Слоненку стало жалко ее:
— Давай по мороженке съедим. Охладимся. А потом уж к тебе поднимемся.
Алена, всхлипывая, согласилась. Постояли на углу, под тополем, досуха выскребли стаканчики, еще постояли. Алена предложила:
— Может, еще по мороженке?
— Хватит, Алена. Осипнешь. Как тогда извинишься?
— Да-да. — Алена пошла к подъезду.
Дома за круглым столом сидели папа, мама и учительница Ольга Михайловна. Девочка Алена встала у порога как вкопанная, глаза вытаращила. Слоненок снял картуз, молча поклонился. Папа встал из-за стола, пошел к порогу, распахнув объятия:
— Вот и наша именинница! Заждались — уж пироги остыли. Поздравляю, доченька! Ты единственная в мире девочка, досрочно прожившая год!
Алена упала на пол, слоненок даже не успел подхватить ее. Мама и Ольга Михайловна ахнули. Папа бросился поднимать, но Алена быстро-быстро поползла и уползла под кровать. Папа нагнулся, приподнял покрывало:
— Доченька, что с тобой?
— Не вылезу, никогда не вылезу. Стыдно! До конца дней здесь просижу. Так мне и надо, противной.
Папа встал, развел руками, мама и Ольга Михайловна пожали плечами. А паря Ваней не растерялся и не удивился:
— Гм, гм. Извиняюсь. Вот у меня завтра действительно день рождения. Именины, так сказать. Прошу отпустить завтра Алену. Смотрите, как она раскаивается. Отпустите? Прекрасно. Алена, придешь?
Алена не ответила. Она горько плакала под кроватью.
— Придет, придет, — поспешно сказала мама и тоже полезла под кровать успокаивать дочку. А за мамой полезла под кровать и Ольга Михайловна успокаивать любимую ученицу. А папа в растерянности топтался возле и смущенно улыбался слоненку.
Вечером, когда медвежонок и слоненок встретились, паря Ваней сказал:
— Помнишь, ты обещал мне день рождения, как только вернемся из тайги и начнем новую жизнь? То есть когда начнем всем помогать?
— Помню.
— Так вот, у меня завтра день рождения. Приглашаю.
— Что ты говоришь?! А у меня и подарка нет. Как же я с пустыми-то руками?
— Паря Михей! Не говори глупостей. Я тебя и так люблю.
— Смотри-ка ты.
Именины
Снова скрипели в городском саду карусели, качели, снова взлетали в воздух серпантин и конфетти. Родился паря Ваней. Паря Ваней посреди танцевальной площадки принимал подарки.
Сашка Деревяшкин подарил губную гармошку:
— Рожок ты забросил, а зря. Я подрасту, а ты пока «Барыню» и «Подгорную» выучишь.
Вова Митрин преподнес огромный леденцовый банан:
— Я заметил, как ты петуха-то облизывал. Любишь леденцы? — смущаясь, добавил: — Я ведь сам банан-то приготовил. Страсть люблю стряпать. Мы с Катей уже договорились: она в повара пойдет, а я — в кондитеры.
Муля-выбражуля отдала слоненку свои вишенки, можно сказать, от сердца оторвала:
— Это самые модные в городе. Глупости, что слонам нельзя носить вишенки. Может быть, только слонам и надо носить. Я просто завидовать буду твоим чудесным вишенкам.
Девочка Настя подарила глобус.
— Вот это твоя Африка, — она крутила глобус. — Ты, наверное, скучаешь по ней? Теперь будешь смотреть. Хотя, если серьезно вдуматься, скучать некогда, и нехорошо скучать.
Алена принесла расшитый бисером чехольчик и надела на хвост слоненку.