Избранное

Ребята в это время окружили медвежонка и слоненка и, вместо того чтобы целоваться, обниматься, оторопело замерли. На паре Михее была малиновая попонка-поддевка и малиновый плисовый картуз, а на паре Ванее — те же наряды, но только канареечного цвета. Они смущенно, но охотно повертелись перед ребятами, а потом паря Михей сказал:

— А что удивляетесь? С заработков идем. Испокон веку с заработков в обновках возвращались. И с гостинцами. Паря Ваней, достань-ка.

Слоненок снял со спины берестяной горбовик, запустил внутрь хобот. Всех попотчевал сначала орехами, потом брусникой в меду. Подождал, пока ребята управятся с гостинцами, потом опять запустил хобот в горбовик с атакой медлительной торжественностью. Вытащил огромного, прозрачно-розового леденцового петуха.

— Один такой в лавке был. Только что не кукарекает. Сла-адкий. Слаще ничего не пробовал. Мы с парей Михеем немного полизали. Уж вы не обижайтесь.

Ребята по очереди тоже полизали петуха, но им он показался горьким, потому что все враз вспомнили, что неприятности как были, так и остались. Помрачнев, повздыхали и рассказали паре Михею и паре Ванею, как пытались избавиться от неприятностей.

— И вы не догадались?! — Паря Михей даже присел от возмущения. — Просил халву, лимонад, и вы не догадались! Эх, вы!

Медвежонок снял картуз, поддевку, быстро и аккуратно свернул ее, положил на горбовик.

— Паря Ваней! За мной! Не отставай!

Они помчались под гору, на бегу прихватив осиновые колья, чтобы вышибить дверь в «универларе». Разумеется, они сбегали напрасно, потому что дед Пыхто и Лимохал уже исчезли.

Вернулись запыхавшиеся, злые. Долго и молча приходили в себя.

— Ну, что надумали? — спросил у ребят паря Михей.

— Да ничего. Противно на душе.

— Ути, ути — ножки гнути, — непонятно сказал паря Михей. Снял картуз, повертел его на лапе, сдул приставшую хвоинку. — Паря Ваней? Чувствуешь? Ведь сегодня начнем новую жизнь. Ей-ей.

— Я готов. Давай только петуха долижем.

— Главное, ребята, не завираться, хвостом не крутить. Паря Ваней, покажи.

Слоненок оттопырил хвостик и быстро-быстро завертел им.

— Вертеться вот так не надо. От неприятностей увертываться не надо. По себе знаю. Бывало, тетка Медведица соберет малину на варенье, поставит корзинку где-нибудь на пеньке и пойдет к соседкам мед занимать. И вот знаешь, что нельзя эту малину трогать — поди да сам собери, — все равно подмывает что-то: возьми. Запустишь лапу раз, другой — полкорзинки нету. Тетка вернется и давай охать, ругаться. «Ты, окаянный, умял». А я в глаза ей заглядываю: что ты, тетя, это лиса проходила и приложилась. Еле ее прогнал. Клянусь, божусь. Хоть и стыдно, и жалко тетку — целый день эту малину собирала, у самой — мал мала меньше, муж муравьяница… Да! Ладно. Это уже к делу не относится. Не надо, повторяю, хвостом крутить. Если все время врать, изоврешься к концу жизни. Одна тень останется.

— Короче, паря Михей. — Слоненок долизал, дочмокал леденцового петуха. — Словами горю не поможешь. За дело.

— Молодец, паря Ваней. Я пойду с Сашкой Деревяшкиным. И Вову с Катей прихватим. Они все рядом живут. А ты иди с Аленой. Как говаривал Замечательный медведь: если кто-то оступился, надо вытолкнуть его на правильную тропу. Попробуем, вытолкнем.

В это время подошла девочка Настя. Она была возбуждена, щеки и глаза горели. Забыла даже, что давно не виделась с медвежонком и слоненком. Едва кивнув им, сказала:

— Я знаю, что я сделаю. Я пойду к Васе Рыжему и наставлю пришить пуговицы на плаще. Заставлю заплести меня. И надаю ему тумаков. Я устала, поймите, устала ждать неприятностей. Лучше сама пойду навстречу им. И пос-смотрим, кто кого.

— Правильно, Настя! Одобряю. — Паря Михей поднял приветственно лапу. — Как это в песне поется? Сама садик я садила, сама буду поливать. Замечательный медведь говорил: мы сами творцы своих неприятностей. А я добавлю: и сами будем их побеждать.

Девочка Настя повернулась и решительным, быстрым шагом ушла.

По дороге паря Михей говорил Вове Митрину:

— Если бы ты был один, все просто. Признаться в школе, что прогулял, и понести заслуженное наказание.

— Так в чем дело-то, паря Михей! Неохота, чтобы наказывали.

— Никуда не денешься. Ты хоть раз в жизни видел хоть одну неприятность, которая бы кончилась добром? Вот и я не видел. Но, паря Вова, не один ты прогулял, а имеете с девочкой. У тебя мать с отцом строгие? — спросил паря Михей у Мули-выбражули.

— Когда как. То ласковые, тихие, добрые, то хоть из дому беги. Может, между собой поссорятся, может, на службе неприятности.

— Да. То есть может сильно тебе влететь?

— Да, — печально кивнула Муля-выбражуля.

— Вот, Вова. Что ты на это скажешь?

— Я этого не перенесу, — побледнел Вова.

— И хорошо сделаешь. Девочка не должна страдать. Ты должен, Вова, пойти к ее родителям и взять вину на себя. Это будет святая ложь. Ты понимаешь, что речь идет о спокойствии девочки?

— Понимаю. Еще как!

— Что ж, Вова. Вот Катин дом. Хватит духу пойти?

— Попробую.

— Пойти с тобой?

— Нет! Я защищу Катю! — Вова гордо выпрямился и четыре раза выжал портфели я мешочки со сменной обувью.

— А потом?