Избранное

Собрались на площади горемыки и удивились: как, оказывается, много на свете неприятностей. Среди пасмурных лиц резко выделялось оживленное, веселое лицо девочки Насти. Не хватало лишь Сашки Деревяшкина. Все позавидовали: везет все человеку, никаких неприятностей и сидит себе преспокойно дома. Но Сашка появился, да что там появился, пулей влетел на площадь. Едва отдышавшись, сообщил великую новость:

— Маетесь! Не знаете, как от неприятностей избавиться? Я тоже не знал. Тоже маялся. Шатался по городу, пришел на окраину, к старому кладбищу. А там ларек новый появился. И вывеска на нем: «Прием и продажа неприятностей». Представляете?! Я даже заходить в него не стал — сразу сюда. Вдруг, думаю, еще у кого неприятности. Так и есть. За мной! Все сдадим, до единой!

Прием и продажа неприятностей

На берегу мелкой, узкой речушки, возле старой церкви, пустовали два сарая — бывшие склады. Мальчишки и девчонки играли в них в прятки, в войну, в сыщиков-разбойников, как вдруг в один прекрасный день, который ухитрился совпасть с черным днем, появилось объявление, что в сараях откроют торговый ларек. На дверях повесили замки, огородили сараи высоким, плотным забором и над воротами укрепили громадную вывеску. Сверху маленькими, черными буковками на ней было написано: «Товары повседневного спроса», пониже — аршинными, красными: «Универсальный ларек», и в самом низу — опять черными, наклонными: «по приему и продаже неприятностей».

Вот к этим воротам с вывеской гуськом и подходили ребята. Впереди в распахнутом плаще с оборванными пуговицами, с растрепанными волосами шла девочка Настя, за ней Муля-выбражуля, высоко вздернув голову. Праздничные золотистые банты покачивались перед самым носом Вовы Митрина, потного, понурого, еле тащившего портфели и мешочки со сменной обувью. Затем шел Сашка Деревяшкин, посвистывая, бодрясь, засунув руки в карманы, а сам представлял, как сейчас у них отключают телефон и остроносый Степан Федорович жалуется отцу. Девочка Алена была последней, чуть не на каждом шагу оглядывалась — все ей казалось, что следом идет Ольга Михайловна, протягивает руки и жалобно кричит:

— Аленушка! Где ж твои именины? Родилась ты когда?

За забором «универларя» хрипло и весело заиграли патефоны.

Выходила на берег Катюша,
На высокий на берег
                                крутой…

Все молчали, удивленные, что в ларьке по приему неприятностей поют такие веселые, приятные песни.

Сашка Деревяшкин сказал:

— Я понял, почему там патефон. Людям тяжело. С неприятностями идут. Чтоб развлечь их, вот и заводят.

— А может, чтоб не так жалко было с неприятностями расставаться? — Девочка Настя запахнула плащ и зябко поежилась. — Ведь и с ними трудно расставаться.

— Ну уж нет! — возразил Сашка Деревяшкин. — Кому угодно задаром отдам. Без них легче дышится.

— А я понимаю Настю, — вздохнула девочка Алена. — Все-таки мои ведь неприятности, не чьи-нибудь. С ними тяжело, страшно, а без них пусто и скучно.

— Что же выходит? Будем носиться со своими неприятностями, как с писаной торбой? Пока отцы с матерями не всыпят нам по первое число. Может, все-таки заглянем в этот «универларь»?

— Первое число прошло. Месяц-то только начался, — сказал Вова Митрин. — Отец никаких чисел ждать не будет. Он — горячий. Давайте зайдем.

— Ты прав, Владимир. Хуже не будет. — Муля-выбражуля хотела первой зайти в ларек, но девочка Настя опередила ее.

— Нет, нет! — взволнованным, звонким голосом воскликнула она. — Этот порог я преодолею первой.

В ларьке были голые, недавно побеленные стены. Из одной, напротив, двери торчали толстые, остроклювые крюки, под ними стояли два открытых, недавно сколоченных ларя. На одном дегтем было написано: «Прием», на другом — «Продажа». Перед ларями бодро погуливал-пошагивал, потирая сухонькие ручки, старичок в черных очках, с черной бородой и в соломенной шляпе с красной лентой.

— Привет! Почтение честной компании! — У старичка был визгливо-веселый голос. — Первые ласточки появились.

— Мы по делу, дедушка, — прервал его Сашка Деревяшкин.

— Подожди. — Девочка Настя приблизилась к ларям, на щеках ее проступили розовые пятна. Я хочу купить у вас две-три неприятности, самые что ни на есть неприятные.

— Ах, милая сударыня! — Старичок захихикал. — Мы ведь только открылись. Ни одной стоящей нам еще не сдали. Уж подожди: нанесут, натащат — большой выбор будет.

— Да чего тут ждать? — вмешался Сашка Деревяшкин. — Мы сейчас свои сдадим — и пожалуйста, хоть на шею их повесь.

— Ваши я не могу взять, — расстроилась девочка Настя. — Это будет не по-товарищески. Вы можете обидеться: что, мол, ей больше других надо? Все время оглядываться будете: наши-то, мол, неприятности у Насти.

— Не обидимся, не обидимся, не бойся, — проворчал Вова Митрин.

— Ах, так у всех остальных неприятности?! Очень приятно! — Старичок достал карандаши и тетрадные листки, — Хотите сдать? Прошу, прошу. Можете сдать навсегда, на время, в рассрочку.

— А как это в рассрочку?

— Это значит сдавать неприятность по частям.