Избранное

Адвокат отлично знал, что учитель говорит правду. Выходило, что теперь, отрицая свое прежнее заверение, он лгал. И все-таки он неколебимо, смело, уверенно выдержал удивленный, растерянный взгляд учителя и смотрел на него с тем чувством собственного достоинства, право на которое дает человеку сознание его полной непогрешимости. Он считал, что в его нынешнем положении ложь только форма, а по существу, он прав. Жизнь подстегивала его и вынуждала бороться с бедным, тщедушным учителем. А тот, ошеломленный, все еще в замешательстве бормотал:

— Простите, господин адвокат, ведь… так…

— Повторяю вам, я не говорил того, что вы утверждаете… Я не припоминаю этого.

Учитель наконец пришел в себя.

— Позвольте, я ведь хорошо помню. Я помню ваши подлинные слова. Вы, господин доктор, изволили сказать: «Не беспокойтесь. Опоздание на несколько дней для меня не имеет значения. Главное, чтобы вы уплатили сколько следует». Так вы сказали.

— Я еще раз повторяю и подчеркиваю, что ничего подобного не говорил! Я решительно не помню этого! Возможно, я действительно что-то сказал, однако вы, как видно, меня не так поняли и не то запомнили… Я и сейчас могу подтвердить: при обычных обстоятельствах мы не придаем значения задержке на один-два дня, ибо всегда отправляли прошения, когда их уже наберется порядочно. Что-либо в этом роде я сказать мог, но отнюдь не то, что утверждаете вы.

— Господин адвокат, ведь вы решительно обещали…

— Оставьте это, прошу вас! Совершенно напрасная трата времени, — с досадой оборвал адвокат… Клиент начал его раздражать. Самым неприятным было, что учитель и в самом деле все помнил дословно, и потому происшествие становилось совсем нетерпимым. Адвокат хотел скорей отделаться от посетителя и решил ни в коем случае не уступать.

— Сколько вы внесете сейчас?

— Я принес пятьдесят крон…

— Пятьдесят крон? Включая издержки на исполнительное прошение, ваша задолженность равняется ста сорока двум кронам шестидесяти филлерам. А вы принесли третью часть!

— Остальное я внесу первого числа следующего и последующего месяцев.

Это заявление пришлось как нельзя кстати. Теперь можно было сослаться на формальность. Адвокат удовлетворенно засмеялся.

— Ха-ха-ха! Ссылаясь на то, что я вам якобы дал отсрочку на несколько дней, вы хотите растянуть ее на несколько месяцев. Для этого не стоило так «хорошо» запоминать мои «подлинные слова», — сказал он с долей сарказма. — Простите, — продолжал он затем, — но о такой отсрочке не может быть и речи. Да и вообще не может быть речи ни о какой отсрочке. Как только будет получен исполнительный лист, я тотчас подам его к взысканию. Кстати, постановление прибудет через четыре-пять дней. Это время вы можете использовать, чтобы раздобыть деньги… Право же, в свете всего этого ваше утверждение, будто я дал вам отсрочку на несколько дней, просто смешно.

Учитель молчал. Он был в смятении. Он понимал: тягаться с адвокатом ему не под силу, — адвокат облечен властью, а он задавлен нуждой и бессилен.

— Простите, — убеждал он, — я вовсе не ссылаюсь на ваше обещание. Должно быть, тогда я не понял, что вы изволили сказать… и запомнил, как понял. Я ссылаюсь на свою бедность. Сейчас я совсем без денег, и мне негде их достать, как бы я ни старался; я разобьюсь в лепешку, но заплачу из жалованья в течение двух месяцев. Видите ли, я едва свожу концы с концами, и очень просил бы не делать мое положение еще более тяжелым.

Это отступление обрадовало адвоката. Теперь он мог продолжать борьбу дипломатически, а в дипломатии он чувствовал себя как дома.

— Э, сударь, бедность! Все мы бедны! Какой ответчик не беден? Поверьте, я не в силах помочь всем беднякам…

— Выслушайте меня, уважаемый господин адвокат! Я надеюсь, вы понимаете, что, предоставив мне маленькую отсрочку, вы ровно ничем не рискуете.

— Позвольте, при чем тут риск? Дело вовсе не в том, рискую я или нет. Я имею указание от своих клиентов, обязывающее меня строго, точно и добросовестно вести их дела. Не надо было делать долгов! А раз вы их сделали и обязались платить, надо было потрудиться соблюдать точные сроки, — тогда не дошло бы до суда… Мой долг защищать интересы клиентов. Как вы считаете?

— Я прошу вас, господин адвокат, ведь есть же на свете справедливость…

— Гораздо меньше, чем вы полагаете!.. Вы же сами не были к себе справедливы: делая долги, выписывая книги в кредит, вы взвалили на себя груз значительно больший, чем можете нести.

— Я не мог предвидеть, что окажусь в такой беде…

— Э, беда… у всех есть какая-нибудь беда. И у меня есть беда, потяжелее вашей, смею вас заверить.

— Поверьте, еще ни разу в жизни я никому не должал. Мне будет очень тяжело, если наложат арест на мою обстановку и жалованье. Я хотел бы избежать ареста любой ценой. Если бы я мог раздобыть денег, если бы мог…

В голосе учителя звучала мольба, а в мигающих глазах дрожала надежда — печальное, усталое лицо адвоката все еще позволяло надеяться. Но адвокат лаконично сказал:

— Ничем не могу помочь.