Избранное

Верность шолоховским традициям в прямом показе жизни, в «правде сущей» глубоко сказывается в нашей литературе. Можно ведь, казалось бы, и дать немножко послабления, «присочинить» нечто такое, что разгрузило бы сюжет, вывело его из тяжелых и горестных впечатлений, жизненных картин. Но все это было бы изменой правде, ибо она одна в своем откровенном развитии дает жизнестойкий оптимизм, уверенность в правоте общего дела. Как здесь не вспомнить тот эпизод из рассказа «Где ты, город?», когда плот Феди Мелехина проносит мимо засевшего на мели его товарища Микола? Что сделать, чем помочь? «И вдруг подумалось мне: налечу я сейчас на него, с ходу толкану, он и выскочит… А я останусь на его месте… и там засохну… Представил это, и увиделись мне растерянные лица братишек, провожающих меня. Тоскливо подумал о далеком городе, которого ни разу не видел. И… начал изо всей силы толкать свой плот вправо, от Микола. Но я толкался не сбоку плота — тогда бы Микол сразу разгадал меня. Я толкался с хвоста, и издали не понять, в какую сторону я правлю. Стыдно мне было и жалко Микола. Но и занять его место на мели я не хотел…»

Ничего не утаивает ради правды Иван Торопов, не сглаживает в своем герое, ведь ему еще расти, набираться мудрости жизни. Поэтому чувствуя подчас, что он делает что-то не то, Федя Мелехин впитывает в себя опыт и разумение таких людей как Шура Рубакин, его друг-фронтовик, с которым судьба свела на лесоучастке. Искусство жить среди людей, оставаясь человеком, никому не давалось само по себе.

Такие уроки добра и справедливости сам автор брал у родных, стариков, немало поживших и повидавших на своем веку. Журналистка Маргарита Ломунова в своем очерке «Корни свои знать надо», рассказывающем о поездке с Иваном Тороповым в его родные места, приводит один интересный случай, раскрывающий, как и в какой обстановке давались эти жизненные уроки подростку-сироте.

Речь зашла о работе молодого Вани Торопова в лесу при отборе ценной авиасосны, годной к валке. Юный работник был подмастерьем у своего дяди. «Вот, скажет, авиа». У меня на боку банка с сажей висит. Я смеряю толщину дерева, с комля соскоблю кору, пояс сделаю и пишу кисточкой: «Номер дерева такой-то, авиа, пять метров…» А когда пойдет рубка — эту сосну выделят и в специальные штабеля сложат. Мы хаживали с дядей в день километров по пятьдесят, отбирали этот лес. И обратно столько же. Старики были честнейшие. Ему-то зарплата шла, а мне, подмастерью, — лишь проценты от количества отобранных сосен. Месяц живешь в лесу, непогода… Хорошо, если год глухариный… Порой и скажешь: «Дядя, да припиши мне несколько сосен, пусть мне побольше денег дадут». — «Да что ты, Ваня», — скажет. Никогда не надбавит…»

Такие лесные уроки Иван Торопов, как и его любимый герой Федя Мелехин, брали не только у родных и близких, но и у природы, у коми пармы. Впрочем, повествование книги не ограничивается родной северной землей. Автор выводит своего героя в большой мир, дает читателю возможность проследить судьбу Феди за пределами Коми края. Об этом рассказывается в повестях «мелехинского цикла» «Ну, залетные!..» и «Прощай, мушкетер!»

Первая из них — о поездке рабочих леспромхоза за «демобилизованными» лошадьми в Прибалтику, о том, как перегоняли на север табун. Перед глазами Федора Мелехина и его сотоварищей проходит развороченная войной Россия, земля, по которой прокатился огненный вал войны. Только здесь довелось им до конца познать, ради чего «робили» они на лесных делянках и на молевом сплаве, ради чего принимали неимоверные лишения, терпели стужу и голод. Да, там, на отвоевавшей земле, было еще труднее, смертельнее, горше. А ведь еще нужно все восстановить, вдохнуть жизнь, залечить фронтовые раны…