Избранное

Чем вот так время терять, лучше бы ей сегодня с утра отправиться с Петрей в Кэрпиниш. Там яблоки перекладывают соломой и упаковывают в ящики, прежде чем отправить далеко-далеко поездом.

— Пойдем, — звал Петря. — Там ловкие руки нужны…

— Не пойду, — недолго думая отказалась она.

Чего доброго, встретишь там Тодераша или даже Иона Чикулуй. Они наверняка спросят, как дела с клубом.

— Почему? — удивился Петря.

— У меня дома хлопот хватает.

И сразу же ей стало стыдно. Какие у нее хлопоты! Птицу и поросенка можно оставить на Мариуку, а телке насыпать полную кормушку, ей хватит на целый день.

Петря ушел, терзаемый сомнениями. Ана всегда любила работу в госхозе. Там у нее была целая куча друзей, и всех она заражала своим весельем. А теперь вдруг решила остаться дома. Петря знал, что по хозяйству у нее не бог весть сколько дела. Из-за клуба осталась, решил он про себя и целый день ходил чернее тучи.

Ана, конечно, почувствовала, что Петря рассердился, но не осмелилась крикнуть ему вслед, чтобы он подождал ее. Кто его знает, еще начнет расспрашивать.

— Ана! — услышала она голос с улицы. — Ты дома?

Почтальон дядя Кондрате, маленький человечек с огромными усами, помахивал белым сложенным вдвое листком бумаги.

— Тебе письмо. Официальное, — многозначительно подчеркнул он. — Вот здесь надо расписаться. — Он подошел к ней, раскрывая на ходу разносную книгу и отыскивая пальцем адрес, хотя там было только два адреса: начальная четырехклассная школа и Ана Нуку. — Здесь! — торжествующе воскликнул он и вытащил огрызок химического карандаша, послюнил палец, провел им по тому месту, где нужно было расписаться, и повторил: — Здесь! Расписывайся. Слышишь? Расписывайся! Так, чтоб можно было разобрать. Чтоб ты завтра или послезавтра не сказала, что я тебе ничего не приносил. Письмо ведь официальное.

Ану рассмешила настойчивость почтальона.

— Хе-хе-хе, — захихикал дядя Кондрате, кривя свой беззубый рот. — Барышня-учительница тоже смеялась. А потом, как распечатала, перестала. Пожелтела вся. Официальная корреспонденция — большое дело. Тут не до смеху. Ну-ка, распечатай!

Ана повертела письмо в руках. Это даже не конверт. Просто листок бумаги, сложенный пополам и едва склеенный по краю. На лицевой стороне написано:

Народный совет области Муреш. Отдел культуры и искусства. Ане Нуку, заведующей клубом имени Никулае Бэлческу, деревня Нима, комуна[4]Кэрпиниш.

Осторожно вскрыла Ана письмо, расправила его, читала и все больше и больше хмурилась.

15 ноября… де-таль-ный отчет… количество книг в библиотеке… количество читателей… кружок коллективного чтения… доклады… план работы на неделю… на зимний период…

Но и на этом бумага еще не кончалась.

Ошеломленная, она подняла глаза на дядю Кондрате, который улыбался из-под козырька фуражки.

— Что это такое?

— Хе-хе-хе, я ведь тебе сказал, «официальное».

Старик, прихрамывая, ушел.

Ана схватилась за голову: «Что же делать? Завтра пятнадцатое. К завтрашнему дню нужно представить отчет… де-таль…» Она вновь развернула бумагу и, подавленная, прочла по складам: «де-таль-ный». Что это такое? В странном звучании этого слова ей почудилась угроза. Де… детальный, детальный отчет. Ана, Ана! В газете напишут, что ты ничего не сделала, как написали о ком-то из Деда. Вот беда-то!.. Охала Ана недолго. Повязав голову платком, она побежала к Мариуке.

— Глянь, что почтальон принес!

— А что?

— Прочитай!

Мариука с трудом читала по слогам, поднимая глаза на Ану после каждого слова.

— Отчет. Так! Отчет де-таль-ный! Так. Детальный. Что это такое?

— Не знаю.

Они смотрели друг на друга, раздосадованные, смущенные и беспомощные.

— Читай дальше.

Смятение овладело и Мариукой. Часть вины падала и на нее. Когда организовывался клуб, она от имени утемистов тоже взяла обязательство, ей тоже аплодировали, они с Аной тогда поцеловались…

Сколько они между собой ни советовались, решить ничего не смогли и отправились за советом к Саву Макавею. Макавей пилил на зиму дрова. Он внимательно их выслушал, покачал головой и наставительно произнес:

— Я же вам говорил, что сами вы и мороженой луковицы не выдумаете. Нужно иметь не только голову, но и бороду! — И продолжал пилить дальше.

Они пошли просить совета к учительнице Серафиме Мэлай. Застали они ее в постели, среди подушек и одеял. Учительница удивленно раскрыла глаза, но, увидев, кто пришел, нахмурила тонкие, словно ниточки, брови. На ее широком с гладкой розовой кожей лице появилось такое выражение, словно ей все опостылело.

— Что такое?

Они протянули ей бумажку.

— Посмотрите, товарищ учительница, посмотрите, что мы получили!

Серафима «деликатно», как она это называла, взяла бумажку двумя пухлыми розовыми пальчиками и скучающим, бесстрастным взглядом пробежала ее.