Избранное

— Нет, уж я подсчитаю. Пусть знает точно.

— Он точно знает, что его обокрали. Этого достаточно. А ты, Мэриан, еще говоришь, что выгонять не надо. Пусть себе воруют. Да?

— Я не говорил, что выгонять не нужно. Я про Пэтру говорил… Может, он и не замешан в этом деле…

— Конечно, он-то ни в чем не виноват… Бедняжка! — Ирина вложила в это слово столько презрения и отвращения, что Мэриан опустил глаза, словно речь шла о нем самом.

Тоадер Поп, который все это время молчал и о чем-то думал, поднялся.

Ирина поразилась, увидев, как стремительно он вскочил. Уголки губ у него подрагивали, будто сдерживал он улыбку. Она тревожно посмотрела на Тоадера, а тот подмигнул ей, как бы говоря: «Не беспокойся, это дело мы доведем до конца».

— Пэнчушу, — прозвучал спокойный бас Тоадера, — проверь-ка еще разок…

— Я по три раза проверил каждую колонку. Отвечаю головой.

— А ты проверь четвертый. Я ведь буду отвечать.

Пэнчушу взглянул на него и перестал возражать.

— Хорошо. Проверю.

— А потом дашь мне бумажку.

— Зачем она тебе?

— Тоже хочу посчитать.

— То есть… проверить…

— Да, проверить.

— Значит, не доверяешь мне? — нахмурился Пэнчушу.

— Эх, Пэнчушу, да ведь отсюда распутывается весь клубок… Проверь еще раз.

— Хорошо.

— Друзья, вот о чем хочу я вас предупредить, — продолжал Тоадер. — Пока об этом никому ни слова.

— Почему же это?

— Все село переполошится. А зачем? Ведь не вся первая бригада жулики. Может, и Викентие не так уж виноват. Он себе и своей родне ни одного трудодня не приписал. Может, он не понял, что и его обкрадывают. Нужно с ним переговорить, узнать, откуда все это пошло, а после и с людьми разговаривать.

— Вот еще! — крикнул Сыву с несвойственной ему запальчивостью. — Я пойду и набью морду Викентие, и Боблетеку, и всем, кто не работал, а трудодни получал.

— Так прямо и пойдешь? — спросил Тоадер.

— Я им покажу! — ревел Сыву, размахивая длинными руками. — Я их в порошок сотру!

— Не сотрешь, братец, — проговорил Тоадер, подходя к нему и кладя на плечо руку. — Лучше сядь, закури и подумай.

Сыву удивленно взглянул на Тоадера, сел, но все еще кипятился:

— Чего это мне думать? Они же воровали! Я работаю, а они пенки снимают? Не позволю!

— Погоди, Сыву, успокойся, — сказала Ирина. — Все будет так, как мы решим. Решим их бить, пойдем все вместе. И я тоже пойду.

Сыву расхохотался, засмеялись и остальные.

— Договорились? Будем думать все вместе, будем держать совет, а пока суд да дело — молчок. Согласны?

— Согласны! — дружно поднялись руки, будто при голосовании. Лица у всех были хмурые.

— И ты согласен, Мэриан?

— А почему бы мне не быть согласным? — недовольно отозвался тот. — Раз я середняк, так…

— Ты не середняк, а член коллективного хозяйства, — резко отозвался Тоадер.

— Это верно. Согласен я, — тихо и задумчиво ответил Мэриан и снова замолчал.

4

Часов около двух Тоадер Поп и Ион Пэнчушу вошли в комнату партийной ячейки. Вслед за ними явились Филон Герман и Янку Хурдук, которые ходили по селу и беседовали с крестьянами. Вид у них был не очень-то довольный. В комнате их уже дожидался Иосиф Мурэшан. Дыша на руки и притоптывая ногами, он с улыбкой спросил:

— Вы что, дрова экономите, товарищи дорогие?

— Затопим, — сердито буркнул Филон Герман.

— Лучше поздно, чем никогда, — пошутил Мурэшан.

— Верно! — ответил еще более сердито Филон.

Хурдук принес охапку дров и свалил их возле печки. Развели огонь. Все уселись на скамью, поглядывая на Мурэшана, будто видели его в первый раз. Он уже принял свой обычный равнодушный вид и сидел, терпеливо дожидаясь начала собрания.

— Ты давно тут? — спросил Тоадер Мурэшана.

— Да около часа.

— А Викентие не заходил?

— Был, да сказал, дела у него. Придет попозже.

— Хорошо. Подождем.

Помолчали. Мурэшан, который места себе не находил, начал издалека:

— Тоадер, люди волнуются…

— Из-за чего это?

— Из-за того, что кулаков исключать будем. Из-за нашего решения.

— Неужели волнуются? — Тоадер с любопытством взглянул на Мурэшана, будто никак не мог поверить, что перед ним сам Иосиф Мурэшан, на губах его появилась легкая усмешка.

— Или не веришь? — спросил Иосиф, тоже улыбаясь.

— И верю и не верю. А ты с людьми говорил?

— Говорил.

— С кем? — Тоадер опять взглянул на Мурэшана, да так, что тот потупился: никогда Тоадер не казался ему умным, а теперь вдруг смутила мысль, что Тоадер, быть может, куда проницательнее.

— Со многими! — ответил Мурэшан и, меняя разговор, добавил: — А ты?

— Говорил.

— С кем?

— Со многими. — В уголках рта у Тоадера вновь появилась загадочная улыбка. А может, она загадочная потому, что Мурэшан никогда не видел, как Тоадер улыбается. «Ни разу в жизни не видел, — подумал Иосиф. — Просто черт, а не человек».

— И что же они говорили? — спросил он.

— Говорили: хорошо! И я не заметил, что они встревожены.

— Да, да. Конечно. — Мурэшан засмеялся. — Понятное дело — не все волнуются. Большинство-то за.

— За что?

— За исключение кулаков. Давно бы нужно это сделать… Да вот, не сделали…

«Или дурак, — подумал Тоадер, — или совсем бессовестный, неужто не понимает, что его сюда и вызвали спросить, почему давно не сделали? Или он прикидывается?»