В субботу вечером люди, пришедшие послушать о происхождении Земли и о зарождении на ней жизни, узнали новость: у них будет хор и танцевальный коллектив. Они будут петь в хоре и танцевать. Танцам радовались все. Молодежь засуетилась, ноги у всех словно сами собой заходили. Только Яков Кукует ерзал на лавке, пытаясь нахмурить свое длинное безусое лицо с реденькими бровями: дескать, я человек пожилой, а танцы — это только для молодых. Но когда парни пристали к нему, он, мол, знает все фигуры и самые лучшие припевки, Яков смягчился, поплевал на ладони и, всем на удивление, прошелся мелкой дробью, выделывая коленца из бэрбунка и выкрикивая: «Эхма!» Потом, усевшись на лавку, обнял Розалию за плечи:
— Знаешь, Розалия, и мы будем плясать вместе со всеми. Уж раз так надо…
С хором оказалось труднее. Зачем это всем вместе петь? Вот Ана хороню поет и Фируца Сэлкудяну, Георгишор или Макавей, а если их в ряд поставить, кто знает, какая мешанина получится — кто в лес, кто по дрова. Макавей из кожи лез, объясняя, что не будет каждый петь на свой манер. Одну песню все поют. Если это одна песня, возражали ему, тогда пусть один и поет, на одну песню и одного человека хватит.
Только напомнив о хоре из Кэрпиниша, удалось договориться, что когда все увидят певцов из Кэрпиниша своими глазами и услышат их пение, тогда и у себя хор организуют.
Самые же жаркие страсти разгорелись, когда стали подбирать пары для танцев. То парень не хотел танцевать с девушкой — недотрогой или неповоротливой, то девушки оказывались слишком разборчивыми и были недовольны партнерами, которых им предлагали. Трудно успокаивать пылкие сердца. Но старания и уговоры Макавея и мелодичный голос Аны мало-помалу ввели в берега и это половодье.
К вечеру Ана, Макавей и Симион Пантя заперли клуб и все вместе отправились в верхний конец деревни. Остановившись у дома Иоана Строя, они постучали в дверь. Здесь был второй читательский кружок Нимы, в котором по четвергам и субботам читал вслух Симион Пантя.
Когда по деревне разнеслось, что в клубе организуется танцевальный коллектив и руководителем его будет Хурдубец, в воскресенье с самого утра в ворота к Иону начали стучаться парни. Первым постучался Илисие Георгишор, Фырцуг.
— Эй, Ион, ты дома?
— Дома.
— Можно войти?
— Входи, мы давно уже встали.
В семействе Хурдубецев вставали до петухов. Первой поднималась старуха Феврония, а от ее воркотни просыпались и вылезали из-под одеял и остальные.
Фырцуг осторожно вошел, но, увидев, что все уже одеты по-праздничному, красиво и чисто, он успокоился, и движения его стали свободнее и непринужденнее. Сам он был подвижный, гибкий, хотя и низкорослый парнишка с красивым румяным застенчивым лицом. В особенности хороши были голос и ласковые карие глаза, нравившиеся девушкам.
— Садись, Илисие.
Ему пододвинули трехногую круглую табуретку.
— Каким ветром занесло?
— Да так, зашел поглядеть, как поживаете.
«Знаю я, зачем ты пришел, — весело подумала Мариука. — Небось пятки так и горят, когда узнал, что Ион пляшет в клубе», — но ничего не сказала и продолжала расчесывать свои черные волосы и прихорашиваться перед зеркалом и лишь улыбнулась своему отражению.
— Это ты хорошо сделал, — проговорил Ион, тоже повеселевший, будто он понял улыбку жены.
— Вижу, наряжаетесь, чтобы в клуб идти.
— Одеваемся. Да и ты как будто приоделся.
— Как-никак воскресенье.
— Вроде так.
Помолчали. Видно было, что паренек взволнован, но не знает, как начать. Ион, конечно, разгадал его заветную думу, но не торопился прийти ему на помощь.
— Как я слышал, — отважился Фырцуг, — в клубе большие новости.
— Очень рад, что ты слышал.
— Слышал я про одну штуку. — Думая, что теперь-то все пойдет как по маслу, Илисие тихо засмеялся, лукаво прищурив глаза.
— Да? Как я вижу, у тебя не только ноги, но и уши хорошие.
Паренек немного смутился. Он понял намек Хурдубеца и горестно подумал: «И дернуло же мне плясать у Крецу… Голова моя, головушка!»
— И у других ноги хорошие, — пробурчал он.
— Благодаренье богу. Хватает. — Хурдубец решил не щадить Фырцуга. — Вот мы и организовали танцевальный кружок.
— Да? Организовали?
— А ты об этом не слыхал?
— Нет, кажись, слыхал и об этом… — тихо пробормотал Георгишор, сразу потеряв всякую надежду. «Не возьмет он меня в кружок. Напрасно пришел».
— Да, да. Организовали кружок.
— Правда? И много народу будет танцевать?
— Нет, не так уж много. А нам много и не нужно. Мы выбрали самых хороших плясунов из всей деревни.
Хурдубец едва сдерживал смех, который нет-нет да и проглядывал в уголках рта, словно непоседливый цыпленок из-под крыла клуши. Мариука же никак не могла причесаться, она обняла зеркало и прислонилась лбом к стене, чтобы втихомолку посмеяться. Феврония варила мамалыгу и готовила на завтрак яичницу и брынзу, старик Тома Хурдубец и целая куча ребятишек с интересом и вниманием слушали разговор двух страстных плясунов.
— Гм! А кто же у вас в коллективе? — закинул удочку Фырцуг.
— Ну, значит, бадя Кукует… — начал Хурдубец.
— А-а! Хороший плясун бадя Яков, — оживился Илисие.
— Хороший… Потом Симион Пантя.
— Тоже здорово пляшет.