Избранное

Когда шел снег, плясали в передней комнате дома Крецу. Он устраивал эти танцы и попойки, охваченный ни на минуту не затихающей яростью. Он злорадствовал, видя, что парни и девушки все еще ходят к нему танцевать и пить. Но когда танцы кончались, невольно поглядывал вверх, видел свет в окнах клуба и слышал пение — и неподвижно застывал, устремив глаза на освещенные окна, до боли стиснув зубы.

Первое время ему казалось, что ненавидит он Симиона Пантю, который отбил у него Фируцу. Ему казалось странной ненависть Висалона ко всем, он считал ее причудой выживающего из ума старика. Теперь и он тоже ненавидел всех: он понял, какое будущее сулит ему этот клуб. Пять-шесть лет назад парни вроде него не спрашивали, любит их девушка или нет. Богатство на все давало им право. Ею двоюродный брат Виктор так и поступал с девушками, которые ему нравились. А вот он, Константин, хотя он и молод и богат, должен держаться в стороне. И это касается не одной только любви и удовольствий. Скоро нельзя будет не только украсть понравившуюся девушку, но и вся жизнь станет такой, что и врагу не пожелал бы. И теперь он стоял и холодно обдумывал, как он убьет Симиона Пантю. Он подойдет к нему в толпе, когда все станут выходить, всадит нож в спину, быстро повернет и!.. Константин злорадно ухмыльнулся. Теперь Симион держит Фируцу в объятиях, пляшет и улыбается ей, а через два часа будет лежать вытянувшись на спине. А дальше будь что будет.

Люди вокруг Константина смеялись, радовались, хлопали в ладоши. Он смотрел на них, словно очнувшись от сна. На секунду ему показалось, будто до сих пор он их не видел. Потом вспомнил, что давно уже находится здесь и задумал убить Симиона. И понял, что убить одного Симиона мало. Всех нужно перебить! Обязательно всех!

Однако Константин сообразил, что это безумие — они же убьют его, стоит ему выхватить нож. Их много, они счастливы. А счастливые люди не трусливы. И он ничего не боялся, пока был счастливым. А теперь, как видно, стал трусом: он ведь ясно сознавал, что не осмелится занести руку. Возбужденно сжимал он нож, лежавший в кармане, но отваги не прибывало в сердце. Он чувствовал себя одиноким среди этих людей, и ему было страшно.

Праздник закончился, и это печальное известие Макавей трижды объявил со сцены, но людям не хотелось расходиться. Они всё еще чего-то ждали, переговариваясь приглушенными голосами и глядя на занавес, сделанный из простынь.

Потом все разбились на группы по углам зала. В одном углу, подробно обсуждая все события праздника, радовалась молодежь. Среди них смеялась и без умолку тараторила, размахивая руками, Мариука. Рядом, глядя на нее счастливыми глазами, стоял Ион Хурдубец. Там же жались друг к другу Фируца с Симионом… Они совсем не говорили и почти не смеялись, а больше переглядывались и краснели. В другом углу собралось несколько стариков, удивлявшихся прекрасным танцам, которые, кажется, стали лучше, чем были раньше, и хвалили Иона Хурдубеца, который так хорошо всех научил.

— Ну, кто бы мог подумать?

— Да, уж сегодня такое было, прямо на удивленье…

В третьем углу стоял Ион Чикулуй. Глаза у него блестели, видно, ему нравилось то, что он слышал вокруг себя. Он то и дело наклонялся к уху Иоана Попа, который сидел возле него, гордый, как павлин.

Ана Нуку стояла, затерявшись в толпе, глухая ко всем похвалам.

— Здорово ты все сделала, Ана!

— Голова получше, чем у мужика.

— Кто поверит, что ты и в школу не ходила?

— Знаешь, Ана, уж больно нам все понравилось! Давай так и дальше…

Она все слышала, как во сне, не пытаясь доискиваться смысла этих слов и не отвечая. А люди думали, что она стесняется, и еще пуще начинали ее хвалить.

Наконец Ион Чикулуй и другие гости из Кэрпиниша собрались уезжать. Ион Чикулуй отозвал в сторону Ану и сказал, крепко, по-мужски встряхивая ей руку:

— Хорошо поработала, прекрасно. Теперь не выпускай то, чего добилась. Еще шире разворачивайтесь.

Люди, теснясь, начали выходить из клуба.

Увлекаемый толпой, Константин пытался приблизиться к Симиону и Фируце. Ни одно их движение не ускользнуло от его глаз. Он видел, как, раскрасневшись от удовольствия, смеялась девушка, как парень наклонялся к ней, нашептывая ей что-то на ухо, и с его лица не сходила растерянная улыбка счастливого влюбленного.

Константин был спокоен и сдержан. Он смотрел на влюбленных так, будто никогда их не знал. Но он ненавидел их. Ненависть его стала еще глубже и беспощаднее, потому что они были счастливы. «Наверное, и ее убью», — подумал он хладнокровно.

Он слегка отстранился, чтобы не задеть массивное плечо Петри Нуку, который стоял неподвижно и чего-то ждал, загораживая ему дорогу; скользнул взглядом по смеющимся лицам сыновей Пашка, которые, лениво толкаясь, прокладывали себе путь через толпу.

Нужно было сделать всего несколько шагов, чтобы оказаться за спиной у Симиона. Но там Сэлкудяну, огромный, как глыба, шумно хохоча, разговаривает с Саву Макавеем. «И этот гогочет! Нет ему дела, что девчонка его там, с этим!»