Избранное

Испугавшись, Чолика мгновенно соскочил с забора и, пригнувшись, укрылся за широкой спиной барабанщика. Сверстники побаивались Хажомию: тот был весь в отца, аджаметского лесника — злого, жестокого и мстительного человека по прозвищу «Черный кабан». Много лет назад при разделе усадьбы он подрался со своим двоюродным братом и убил его. Деньги у лесника водились, но и они не спасли убийцу от Сибири: видно, и взятка открывает не каждую дверь, а может, мало предложил он судейским чиновникам. В четырнадцатом году, когда началась первая мировая война, бывший лесник послал с каторги нижайшее прошение на высочайшее имя: дозвольте кровью искупить свою вину в сражениях с врагами Вашего Величества. Некое влиятельное лицо походатайствовало за него (понятно, не бескорыстно) и прошение было удовлетворено. Только попал лесник из огня в полымя: определенный в штрафной батальон, он был убит в первом же бою. Мать Хажомии, как только, по обычаю, миновал год, сняла с себя траур и широко распахнула двери свахам. Долго ей ждать не пришлось: молодую да и не бедную вдову приметил и сосватал один самтредский лавочник, и она без особой печали распрощалась с домом свекра. Отчима своего Хажомия возненавидел сразу за то, что этот недобрый, посторонний человек разрубил надвое сердце его матери, — а половина любви — это уже не любовь, и еще потому, что увезли его от любимого дедушки в новый — чужой и неласковый дом. Свою ненависть маленький Хажомия выражал порой самыми невероятными, самыми изощренными способами, досаждал отчиму, как только мог, иногда доводя лавочника до бешенства. Он мог насовать ему в сапоги лягушек, положить в тарелку полную ложку жгучей аджики, из рогатки выбить в лавке стекло, вымазать коровьим навозом только что выстиранную и вывешенную во дворе дорогую чесучовую рубашку. Хитростью, лаской, обманом мать старалась установить в семье мир и согласие, делала все, чтобы ее сын поладил как-нибудь с отчимом. Однажды она привезла с базара пестро разрисованный новый барабан и, отдавая его Хажомии, сказала, что это — подарок отчима. В другой раз купила пистолет-пугач, увидев который любой мальчишка потерял бы голову: это, сынок, тебе тоже от отчима; если ты будешь умницей, отчим тебе ни в чем не откажет и никогда не обидит… Но задобрить сына ей так и не удалось. Проделки Хажомии становились все изобретательней и злей, а его рогатка — все метче. Лавочник не выдержал. «Нету больше моего терпения! — заявил он жене. — Или убери из дома этого разбойника, или я сам уберусь отсюда. С меня хватит!»

Мать Хажомии поняла: развалится ее новая семья, если сейчас же не увезти мальчика подальше от отчима, и повезла его к свекру в Земоцихе: «Пусть мальчик побудет у вас, батоно, пусть поживет немного, наберется ума-разума. А потом я его обратно заберу». Но было поздно: дедушка уже не справлялся с избалованным, обозленным и ожесточившимся внуком. Мальчик совсем отбился от рук. Ему не было и двенадцати, когда он стал курить и до того наловчился стрелять из своей рогатки, что однажды вечером с улицы через открытое окно разбил лампу в доме Эремо Пиртахия. А по ночам Хажомия воровал из расставленных в заводи сетей рыбу. Аслан Маргвелазде как-то поймал его за этим делом и задал хорошую трепку. Но и она не пошла впрок: вечером дойная коза Аслана приковыляла домой с переломанной ногой…

Хажомия насмешливо поглядел на парней из Заречья, презрительно сощурил глаза:

— Эй, богатыри! Сколько ваших хваленых борцов я уже пришлепнул к земле, как лаваши к тонэ? Пять? Может, кто еще хочет? Буду бороться одной правой.

Зареченцы зашевелились, начали перешептываться, подстрекать друг друга. Но каждый, кого товарищи выталкивали в круг, упирался и, пятясь, втискивался обратно в толпу зрителей. Хажомия переменил разодранную чоху, подбоченился и крикнул теперь так, чтобы слышали все:

— Матерью клянусь — левая рука у меня за поясом будет. Вот так.

Хорошенькая, задорная Талико — дочь деревенского богатея Барнабы Саганелидзе — сначала держала сторону Хажомии и радовалась каждой его победе, несмотря даже на то, что позавчера в клубе он набрался нахальства и при всем честном народе вогнал ее в краску. «Это мое место, — на весь зал сказал Хажомия, пробравшись туда, где она сидела. — Вот мой билет!» Его билет! Как будто нет другого свободного места! Так нет же, именно Талико захотелось ему задеть за живое! Да еще на людях! Побледнев и прикусив губу, Талико вышла из клуба.