— Вы, видно, спятили! — закричал его превосходительство на приветливого, все еще улыбающегося учителя плавания, который лишь покачал остриженной под ноль, похожей на арбуз головой, мудрым своим спокойствием еще больше его раздражая. — Мне до сих пор никто не говорил ничего подобного. У меня — живот?!
— А как же, есть, — кивнул ему учитель плавания. — Есть авторитет, слава богу, — добавил он среди всеобщего оживления.
— Да вы с ума сошли, — ярился его превосходительство. — Где вы видите живот? — вопросил он и повернулся боком, чтобы учитель плавания разглядел получше. — Где он?! — А сам обеими руками похлопывал по округлому, заостренному у пупка паучьему животику, по покрытому каплуньим жирком брюшку, по мягкому, трясущемуся пузу, которое, как он его ни втягивал, лишь заметнее округлялось. — Никогда не слышал ничего подобного. Вы просто спятили!
Учитель плавания ему не ответил. Вместо него ответили те, что столпились вокруг. Одни откровенно смеялись, другие тряслись от хохота, но отворачивались, чтобы не раздражать еще больше незадачливого крикуна. Маленькие школяры, плескавшиеся в озере, прятали головы в воду, давясь от смеха. Весело было всем, кроме его превосходительства, дело, видимо, заключалось в том, что все его видели, а он себя — нет.
Его превосходительство озирался, ища союзников. Но, никого не найдя, бросил еще один сверкающий взгляд на учителя плавания:
— Вы спятили, спятили! — повторил он, потом резко повернулся, бросился в свою кабинку и поспешно, кое-как оделся. Он был уже довольно далеко от купален, когда его нагнал, задыхаясь, мальчонка. С букетом в руке. Однако его превосходительство букета не взял. В гостинице он расплатился, упаковал вещи и немедля укатил на станцию.
Ближайший поезд отправлялся через час. Его превосходительство сидел на вокзальной скамье, курил, зевал. Купил газету, попытался читать, но все было как-то неинтересно. Он поднялся, прошелся взад-вперед по перрону. Встал на весы. Автоматическое устройство выбросило ему в руки отпечатанные на картонке цифры: «97,5 кг». Весы неисправны, подумал он. Подошел к станции. Там встал на другие весы. Они показали 99 килограммов. Видно, те, первые, были все-таки лучше, подумал он. И медленно вернулся на станцию.
Со скуки решил пообедать, хотя еще не было и полудня. На завтрак он выпил лишь пустой чай, накануне вечером поужинал овощным соусом без хлеба — ведь он худеет. Однако сейчас съел томатный суп с галушками, антрекот (еще и соус подобрал тремя кусками свежего хлеба), вермишель с орехами и землянику со сливками. Все это запил двумя кружками ледяного пива.
В дымном ореоле, лихо посвистывая, подкатил пештский скорый. Он вошел в купе первого класса, снял пиджак, так как было жарко и рубашка взмокла от пота. Едва он сел, в дверь постучали. Кондуктор спросил билет. Его превосходительство предъявил удостоверение на право свободного проезда. Захотелось спать, но немного спустя опять постучали. На пороге стоял официант в ресторанной ливрее. Скороговоркой выпалил:
— Устраивается общий обед, изволите принять участие?
Его превосходительство размышлял. Он ответил не сразу, — казалось, взвешивал наиважнейшие «за» и «против». Наконец, сдавшись, покорно кивнул.
Официант протянул ему обеденный талон и исчез. Он остался один. Отер вспотевший лоб. Вздохнул. Встал, надел пиджак и пошел в вагон-ресторан, чтобы обеспечить себе хорошее место, по возможности возле окна.
Однажды после полуночи заглядываю в уединенное кафе, где до сих пор не бывал ни разу. После суматошного дня сижу тюфяком, свесив руки, словно усталый пловец.
Вдруг кто-то здоровается со мной, скромно, приветливо, так и лучась симпатией, — молодой человек сидит через три-четыре столика от меня, тоже один. Голубые глаза улыбаются, он весь светится радостью оттого, что узнал меня.
Едва он вырвал меня из раздумья, как я тоже его узнаю. Этот молодой человек детский врач, ординатор. Я встречался с ним всего однажды, еще зимой, на ужине у профессора Эльзаса, и он мне сразу понравился, просто полюбился.
Я кланяюсь ему в ответ, улыбаясь машу рукой. Мне в самом деле приятно, что он так явно рад меня видеть.