Избранное

Они объявили день похорон убитой девушки днем гнева и мрачной процессией потянулись к погосту за церковью Святого Воскресения. Над открытой могилой они рвали на себе волосы и плачем заглушали молитвы отца Феодора, который в богатом облачении приехал из Топхане с тремя дьяконами и с хором певчих. Матушку Марику они подняли на плечи и двинулись с ней от могилы к дворцу патриарха, требуя освободить из темницы отца Исаакиоса, отмстившего за оскверненную честь дочери. Они призывали патриарха показаться в окне и обратиться к народу со словами утешения. Янычары разогнали толпу. Но бунтовщики сошлись снова и направились в Перу, где забросали камнями газоны английского посольства. Они были уверены, что соблазнитель несчастной девушки — англичанин. Некоторые из них перелезли через ограду, истоптали газоны, вырвали кусты и хотели было проникнуть в посольский дворец. Янычарская стража обнажила сабли. Кто-то выкрикнул, что соблазнитель юной гречанки живет в другом доме. Они стали искать его, но не нашли в густых садах. Тогда толпа повалила вниз в Галату. Они разнесли два итальянских веселых дома и мейхане, где завсегдатаями были моряки из Дубровника. Выбили окна и здании Левантинской компании{143}, выломали двери и избили в конторе греков, агентов английских купцов, обзывая их предателями и разбойниками. Затем потянулись по улицам Стамбула, выкрикивая проклятья всем франкам, итальянцам, евреям и требуя от Высокой Порты изгнания из страны всех чужеземцев.

На базаре разгромили лавку голландского торговца кружевами и в кровь избили еврея, торговавшего кошерным мясом. Разграбили магазин итальянского ювелира. Затем пошли на Атмейдан, где слушали речи греческих монахов и какого-то армянского лекаря. На Атмейдане к толпе присоединились армяне. Чауш-баша послал на ипподром роту стражников. Они въехали в толпу на конях и обрушили на головы людей свои окованные железом дубинки. Пролилось немало крови. Был убит греческий мальчик, сын вдовы — торговки рыбой. Возмущенные торговцы рыбой покинули свои вонючие лавчонки и вышли на улицы. Перестали плавать в Ускюдар каики. Гнев овладел всеми стамбульскими греками — богатыми и бедняками. Какие-то неизвестные подожгли синагогу. Всю ночь были слышны крики на греческом и еврейском языках. Зажиточные испанцы вывозили своих жен и детей в каретах на север за пределы городских стен.

Три дня слышалась греческая и армянская брань — проклинали франков, итальянцев и евреев. Никто уже не помнил, с чего все началось. Всякий раз, как янычары обнажали оружие, толпа вопила:

— Да здравствует султан Мурад Четвертый! Султан, прогони иноземных убийц! Спаси наших жен и детей!

Кто-то выкрикнул:

— В темницу английского посла! Он хочет править у нас вместо султана!

Они снова пришли в Перу к британскому посольству, окруженному тройной цепью янычар.

— Господин посол в отъезде, — сообщил им драгоман Басилидес с балкона посольского дворца. В него стали швырять камнями, но не попали. Янычары теперь били только плетками. Кровь не пролилась. Толпа повеселела и потащилась в гавань. В мейхане мужчины упивались вином. Женщины танцевали ромайку.

Волнения закончились.

Гюрджю Мохаммед-паша приехал к сэру Томасу в простой карете без янычарского караула. Он вошел в салон, где в кресле, подобно фараону положив ладони на колени, восседал сэр Томас. Грек Басилидес переводил.

— Уже давно не приходилось мне видеть его превосходительство господина посла в столь прекрасном здравии, — начал великий визирь.

— И мне столь же приятно лицезреть просвещенную особу великого визиря Гюрджю Мохаммеда, — ответствовал сэр Томас.

— Какая великолепная осень снизошла на Босфор, — заметил Гюрджю Мохаммед. — Уже созревают персики.

— Я желаю богатого урожая фруктов на всех землях падишаха, — ответил посол.

— Позвольте принести извинения за слова и действия, которыми некоторые подданные султана провинились перед послом его величества британского короля, друга и брата падишаха, — сказал великий визирь.

— Я принимаю ваши извинения и передам ваши слова его величеству. Тщу себя надеждой, что из средств падишаха будут возмещены убытки всем пострадавшим, а в особенности Левантинской компании, чью контору разгромила чернь, — провозгласил сэр Томас уверенным голосом.