Избранное

Но однажды ему удалось показаться во всем своем посольском великолепии перед городом Эльбингом, а главное, перед шведскими офицерами на траурной церемонии по умершему трансильванскому князю Бетлену Габору, несколько раз избиравшемуся венгерским королем и столько же раз свергавшемуся с трона.

При выходе из храма святого Николауса, где три проповедника — два лютеранских и один кальвинист — произнесли торжественные речи, граф Турн заметил сэру Томасу:

— Пожилому мужчине не след жениться на молоденькой. Она сократит ему век. Бетлен был человек мужественный и мудрый. С его смертью мы многое потеряли. Одна у нас осталась надежда — Гедеон Севера.

Слеза застыла на покрасневшей щеке старого Турна.

Сэр Томас, однако, возразил:

— Покойник при жизни не раз изменял своему слову.

— Но в вере был крепок… И в любви к Венгрии тоже, — ответил Турн. — Надеялся на победу над антихристом. А это, если не ошибаюсь, три богоугодные добродетели…

Трансильванский посол у шведского наместника в Пруссии господина Акселя Оксеншерны созвал иностранцев и именитейших людей Эльбинга на поминальную трапезу, во время которой пировали, как на свадьбе. Упились не только граф Турн и шведские полководцы, но и месье де Шарнас. Один сэр Томас не захмелел. К утру, однако, он предложил выпить за близкую войну и взятие Вены — и без Бетлена.

Трансильванский посол, граф Эрдеди, оскорбился.

На поминках нашлись и такие, что говорили и пели по-чешски. Пан Зденек из Годиц, только что получивший генеральский чин, голосил как фельдфебель, бранился с господином Тейффелем, выясняя, кто кого предал в тысяча шестьсот двадцатом году, австрияки — чехов или чехи — австрияков, и согласились на том, что всех предал мадьярский выродок Бетлен. Граф Эрдеди оскорбился вторично.

Так помянули изгнанники покойного князя.

Граф Турн подвел Иржика к пану Ладиславу Велену из Жеротина.

— Посмотрите на него, — бормотал он. — Это Ячменек. Вы еще о нем услышите.

Пан Велен, бледный, синеглазый, с кругло подстриженной белой бородой и торчащими усами, пожал Иржику руку.

— Вам тоже грустно, пан брат? — спросил он тихим голосом.

— Мы все ждем спасителя… — невесело усмехнулся Иржи.

— Но ожидание коротаем не одними молитвами, — сказал пан Велен, — нет ничего хуже жизни без родины.

25

Когда наконец Иржи из Хропыни ввели в бельэтаж нового королевского дворца в Стокгольме, он лицом к лицу встретился с мужчиной, которого знал и по Праге и по Гааге. Желтолицый господин Людвиг Камерариус, советник шведского короля по делам Пфальца, загадочно улыбаясь, протянул ему руку.

Иржи поздоровался и подумал невольно: «А, вот почему я ждал так долго».

Но господин Камерариус сказал приветливо:

— Его величество готов с вами побеседовать. Пожалуйте!

Они вошли в длинную галерею. Окна на озеро Меларен замерзли. Стены украшали знамена, взятые в русских, польских и датских походах. Вооруженной стражи нигде не было видно. Господин Камерариус растворил невысокие двери и пригласил гостя войти первым в залу с золоченой люстрой под деревянным потолком. Вдоль стен, обитых штофом, стояло несколько кресел, по виду — венецианских, с высокими кожаными спинками. Портретов не было.

В следующей зале за столом сидел король Густав Адольф.

— Ваше величество, рыцарь Иржи из Хропыни, советник чешской королевы, — возгласил господин Камерариус.

— Salve[75], — сказал король и указал на кресло.

Иржи поклонился, шляпа в его руке коснулась ковра.

В королевском кабинете висел только один портрет. Иржи узнал волевое лицо Густава Вазы{183}. Левая стена была закрыта гобеленом в желтых и бледно-зеленых тонах. Два нагие великана уносили нагую девицу с полной грудью и мускулистым животом. На заднем плане другие хватали и уносили обнаженных женщин. Похищение сабинянок.

В пылающем камине потрескивали поленья. Пахло можжевельником, как когда-то в комнате королевы в пражском Граде.

Стеклянная люстра под потолком сияла множеством свечей.

Король сидел за столом в мягком кожаном камзоле польского покроя с твердым воротом, безо всяких брыжей. Руки его лежали на столе, тонкие пальцы были сжаты, словно при молитве. Вытянутая, овальной формы голова, откинутая назад, опиралась на спинку кресла. Нос у него был орлиный. «Густав-Клёст» звали его солдаты. Лицо у короля было розовое, волосы — коротко стриженные и светлые, усы и острая бородка — янтарно-желтые. Из-под светлых бровей смотрели, прищурясь, небольшие, светло-синие и близорукие глаза.

— Вы приехали из Голландии, — начал король.

— Из Гааги от королевы Елизаветы с ее личным поручением, — доложил Иржи.

— Господин Камерариус рассказал мне, что в Праге вы состояли пажом при королеве, сражались на Белой горе и были ранены. А затем вместе с моим теперешним военным советником господином Турном были на службе у моего друга и свойственника, покойного князя и короля Габриэля. Были в Стамбуле сначала членом трансильванского посольства у Высокой Порты, а позднее — секретарем по чешским делам при посольстве сэра Томаса, который сейчас пребывает в нашей Пруссии, куда и привез вас с собой. Вы на английской службе?