Избранное

— Да ведь чума уже пришла!.. Если открыть окна, вы почувствуете смрад. И все-таки мира не будет, и все-таки вы, дворяне, домой не вернетесь! Прага смердит, — ладаном, трупами, дохлятиной. И кони падают. Да и у вас в «Звезде» тоже. Вы потащитесь пешком через зачумленный край прочь отсюда, в Саксонию, Бранденбург и дальше к морю. Броситесь в воду, чтобы спастись от наших мушкетеров и от чумы в вашей армии. Праги вам больше не видеть, мой маленький паж! Она как старая проститутка, которая тем только и занята, что исповедуется и кается. Капуцины, сервиты, кармелиты, босоногие августинцы и иезуиты расплодились тут, как клопы, и сосут у людей кровь. Архиепископ — генерал, а генерал под панцирем подпоясывается по-монашески веревкой. Гуситы обмусоливают ноги у деревянных Христов. Я — обвинитель и преследователь Валленштейна, сижу с вами за столом, за которым когда-то пировал Валленштейн. А в «Звезде» Банер проливает слезы над больной женой и умоляет меня послать ему кудесника доктора, паписта, потому что потерял веру в лютеранского господа бога. В мужских штанах по стокгольмскому замку бегает девочка Кристина и готовится сменить религию. На содержании кардинала Ришелье шведские войска, находящиеся в Германии, — Gallia ubique victrix![140] — а последний честный немец Бернард Веймарский был у него наемным солдатом и бесславно кончил жизнь. Он тоже прибирал к рукам латифундии. Грабит и князь Эггенберг, крадет и Траутманнсдорф и наверное… — Шлик оборвал фразу и некоторое время молчал. Потом договорил: — Будьте здоровы, сударь. Я пошлю вам обед.

И быстрыми шагами вышел из зала.

В зал вошли два алебардщика и встали у двери.

Явился лакей и спросил, что гостю угодно к обеду.

— Спасибо. Есть я не буду.

Лакей поклонился.

До трех часов пополудни ожидал Иржи под охраной солдат с алебардами в зале, где пировал Валленштейн. Потом ему завязали глаза и за руку отвели в карету. Он слышал звон с какой-то колокольни. На улицах страшно воняло. Слышен был и топот солдатских сапог.

У Страговских ворот с него сняли повязку. Он увидел доктора Освальда, возвращающегося из «Звезды».

Иржи вскочил на своего коня. В лагерь его снова сопровождал трубач.

19

Прекрасная госпожа Банер выздоровела. Доктор Освальд и в самом деле оказался кудесником. Он молился по-латыни, произносил заклинания по-древнееврейски, воздевал руки к небу, окуривал ее монгольскими и татарскими благовониями. Влил ей в горло столько вонючих лекарств, что ее рвало. Но в результате она поднялась с постели.

Потом доктор Освальд сидел с Банером в зале на первом этаже прямо под лепными ангелочками, нагими и пухлыми. Они рассуждали о мире и войне. Доктор Освальд имел plenam potentiam, говорить и о деньгах и о каком-нибудь княжестве, скажем, Померании.

— Она и без того принадлежит шведам, — пробурчал большеглазый Банер.

— Но не вам лично, ваше превосходительство…

— А манифест?

— Манифесты сначала издаются, а потом о них забывают. О наследственных чешских землях теперь появился новый статут, и к прошлому нет возврата. Представьте себе, какая наступила бы кутерьма, если б пришлось вернуть все конфискованные имения! Нам и не надо вовсе, чтобы чешские дворяне изменили веру и вернулись в лоно святой церкви! Они захотели бы тогда получить назад свои дома, замки, крепости и имения. Но там уже распоряжаются новые хозяева, получившие все это за преданную службу императору и церкви, — горячо защищался Освальд.

— Я разрешил чешским дворянам из моего войска управлять своими бывшими владениями.

— Не по праву, господин маршал!

— По праву войны…

— Это вопреки государственным интересам!

— У меня собственные интересы.

— Бог вас накажет, господин маршал.

— Неужели умрет моя жена?

— Media vita[141] смерть держит нас в осаде. Не будем спорить, господин маршал!

— Останьтесь у меня!

— Еще час, не больше. Ваша жена здорова…

Банер вскочил и хотел поцеловать руку доктору. Рука Освальда пахла татарскими травами.

Два часа пировал маршал с кудесником доктором, опьянев, он пообещал:

— Я уберусь из Чехии. На кой мне она, эта страна? Ловушка! В Стокгольме мною недовольны. Сальвиус натравливает на меня Оксеншерну. Меня поддерживает де Гир. Гир не хочет мириться. Куда бы он девал свои пушки? Передайте привет господину эрцгерцогу.

Доктор Освальд внимательно слушал. Наконец произнес:

— В Праге чума. И в Брандысе чума. Уходите! Ваша жена здорова, но против чумы у меня лекарств нет.

— Передайте привет господину архиепископу! Пусть помолится за мою жену. Ведь и за врагов своих мы молимся?

— Ох, господин маршал, вы давно уже не наш враг! Правда ли, что ваша королева Кристина учит римский катехизис?

— Может быть, я не знаю. Она расположена ко мне. Меня поддерживает Оксеншерна, дай ему бог здоровья! Ее любимец — Торстенсон{220}.

— Везде свои трудности. Благодарю вас за доверие. Выпьемте еще напоследок за здоровье вашей красавицы жены.

Выпили.

— Но мира не будет, господин маршал! — сказал Освальд и встал, собираясь уйти.

— Черт побери мир, — закричал Банер и ударил кулаком по столу. — Что я тогда буду делать?

Оба засмеялись.