Избранное

Вечером Иржи доложил обо всем, что видел и слышал в Праге.

— Всех их передушу, прислужников вавилонских! — Банер не объяснил, кого он имеет в виду: Шлика, эрцгерцога или доктора Освальда.

— Да я не оставлю от города камня на камне! В пепел обращу его. Он у меня погостом ляжет! Не бывать миру, никогда, никогда! Ни при жизни, ни после смерти!

Но прекрасная госпожа Банер все-таки выздоровела. Банер не вылезал от нее из-под медвежьей шкуры ни ночью, ни днем. И нисколько не заботился о своем лагере и заповедном лесу. Солдаты валили деревья и обогревались у костров. Палатки протекали. Осень выдалась холодной и туманной. Постоянно горящие небольшие костры должны были защищать и от чумы. Пока что падали только кони. В обозе офицерские жены и армейские шлюхи недовольно ворчали, что эдак придется отсюда убираться пешком. Почему Банер не идет на штурм Праги? Как было бы хорошо перезимовать под крышами.

Горничная целыми часами причесывала и румянила прекрасную госпожу Банер. Потом та отправлялась на прогулку, приказывая дамам из своей свиты:

— А вы оставайтесь дома! Я пойду сама. Не нужно меня поддерживать! Я совершенно здорова!

За замком в чаще стояли повозки маркитанток. Она ходила туда. Весело и запросто говорила с ними. Она купила себе новый яркий цветастый платок и набросила его на похудевшие плечи. Жены офицеров в дверях палаток церемонно приседали и кланялись прекрасной жене фельдмаршала, и она величаво им отвечала. Госпожа Банер инспектировала лагерь вместо своего супруга! Она шла по самой широкой генеральской дороге. Промокла, но не обращала на это внимания. В заповеднике были повалены все деревья аккуратным прямоугольником. Лишь вдоль ограды остались кусты и несколько старых лип и грабов. На них сидели вороны.

— Я здорова! Здорова! — кричала госпожа Банер воронам и солдатам, собиравшим в кустах грибы и приветствовавшим жену фельдмаршала, с восхищением поглядывая на ее накрашенное лицо. Она была похожа на детскую куклу. Золотоволосая госпожа Банер, прекраснейшая из женщин в лагере, настоящая графиня!

Дождь лил все сильнее, но госпожа фельдмаршальша воды не боялась.

— Я здорова! — крикнула она цыганке, которая ощипывала возле котелка ворону, и спросила:

— Ты умеешь гадать по руке?

— Нет, не умею и вам гадать не стану!

— Я тебе дам золотой.

— Не стану и за пять золотых! Если бы я сказала вам правду, вы бы велели меня повесить…

— Я хочу знать, долго ли я буду так здорова…

— До самой смерти! — И цыганка вытаращила глаза. Ох, и дурной глаз у нее!

Дождь лил на палатки, на генеральскую дорогу, на тропинки между палатками эскадронов и рот. У прекрасной госпожи Банер промокли волосы. Краска размазалась и стекала по лицу. Она дрожала от холода. Повернув назад, она побежала по генеральской дороге, пустой и размокшей, к летнему дворцу.

Кони в обозе жалобно ржали. Она бежала прочь от этих страшных воплей, затыкая себе уши. Около ворот перед «Звездой» мокла под дождем стража, покрывшись разноцветными тряпками. У прекрасной госпожи Банер сердце билось как колокол.

— У меня здоровое сердце! — воскликнула она и упала лицом в лужу. Изо рта у нее хлынула кровь.

Ее подняли и отнесли на постель, накрыли медвежьей шкурой. Она разглядывала потолок, панораму Праги на нем. Она видела ее сквозь дождь и туман. Дама из свиты держала ее за запястье:

— У вас горячая рука! Я позову господина фельдмаршала…

— Никого не зовите, я здорова, — прошептала жена фельдмаршала и начала задыхаться. У нее снова пошла горлом кровь, ярко-красная, жидкая, сладковатая кровь…

Банер рыдал.

— Позвать доктора Освальда!

— Не зови никого! Уйди от Праги! Мы в западне!

— Я сровняю Прагу с землей, а Освальда прикажу повесить! Я задушу эрцгерцога, архиплута этого! А страну обращу в развалины! Только ты будь здорова! Если ты умрешь, я умру с тобой. Кому тогда достанется наше золото?

И все-таки Банер поднял лагерь и отошел от Праги. Он сидел в позолоченной карете рядом со своей красавицей женой и целовал ее худую тонкую шею.

Он разрешил грабить, убивать и жечь все на пути.

— Жалованье я вам платить не буду, — заявил он солдатам. — Берите себе все, что попадется. Все ваше!

Войска откатились к Пльзени…

Нигде не записано, был ли в армии отступивших в Пльзень полковник Иржи Пражма из Хропыни или он находился в это время в замке в Брандысе. Во всяком случае, его не было в белом полку, который разорил Немецкий Брод, награбив на сто тысяч золотых драгоценностей, спрятанных в ратуше. Можно лишь с уверенностью утверждать, что он был в одном из шведских полков, обремененных награбленной добычей, среди пьяных и осатаневших солдат, которые, потеряв четыре тысячи мертвыми, ранеными и взятыми в плен, в конце марта 1640 года вступили под завывание снежной вьюги в Саксонию, откуда пришли когда-то.