Избранное

— Может быть. Я всё равно собирался с ней встретиться, она ждёт. — Полковник вздохнул. — Дело в том, что вы не хуже меня понимаете, что если работаешь с Монастырём против Стерна, который, вероятно, был и нашим самым ценным агентом и, возможно, самым ценным агентом Монастыря, тогда «пурпурному армянину» жить осталось не долго. И теперь, чтобы протянуть ещё хотя бы денёк-другой, ему придётся стать «незаметным армянином». Я могу только надеяться, что он хотя бы наполовину так же умён, как его предшественник.

Полковник снова поправил протез. Майор поднялся, чтобы уйти.

— Сэр?

— Хм.

— Я разберусь с этим как можно тише, но не могли бы вы подсказать мне в каком направлении копать? В деле Стерна так много имён, дат и событий, что можно потратить год, пытаясь в них разобраться. Вы вообще представляете, что искал армянин?

— Это только предположение, — сказал полковник, — но я бы предпочёл начать с Польши.

Майор выглядел совершенно растерянным.

— Польша? Здесь, в Каире?.. Война, впрочем, началась с Польши, — добавил он безучастно.

— Так и случилось, — сказал полковник. — Как ни странно, так и случилось. Но война войной, а истоки должны лежать глубоко в прошлом, как это всегда бывает с истоками. До того, как что-то всплывёт на поверхность, проходит некоторое время, не так ли? Стерн торил свой собственный путь годы, и даже десятилетия. Так что хотя на вашем месте я начал бы с Польши, стоит также имел в виду, что это только первая зацепка. Мы должны вернуться в прошлое, пройти по следам армянина. Потому что секрет Стерна прячется там. Это звучит сложно для вас?

— Честно говоря, да, — сказал майор. — Но Стерн — человек, армянин — человек, а Польша — только одно из многих мест на белом свете. Раз армянин сумел сделать это в одиночку, а в нашем распоряжении огромные ресурсы, то сделаем и мы.

— Почему вы считаете, что он работал один? Ведь за его спиной был Монастырь?

— Нет, я совершенно уверен, что он не использовал их возможности. Монастырь никогда не раскроет своих связей постороннему, есть определённые принципы. Именно на следовании принципам держится их имя, бренд; такова история становления большинства существенных имён в этом мире. Так что я думаю, армянин работал в одиночку.

Полковник посмотрел вдаль.

— Должно быть, это чрезвычайно важное дело, — размышлял он.

— Сэр?

— Вот только на первый взгляд из того немногого, что нам известно: Стерн и преемник ирландца предположительно работают друг против друга, но в то же время встречаются и общаются? Боже мой, если бы вам понадобились двое для совместной работы, само собой разумеется, вы бы выбрали Стерна и ирландца.

— А преемник ирландца?

Полковник покачал головой.

— Да, знаю. Это загадка, и к сожалению…

— Сэр?

— О, просто я всегда был неравнодушен к ирландцу, и, полагаю, неосознанно переношу эти чувства на его преемника. — Полковник почти застенчиво улыбнулся. — Странно, я ведь пока понятия не имею кто он. Просто человек, которого мы для удобства называем «армянином». Но я не могу не грустить, когда задумываюсь о нём. Где он сейчас, и что он знает, и к чему это всё его приведёт. Конечно, моим чувствам нет рационального объяснения, но всё равно, человек, который мог бы раскрыть правду о Стерне… — Полковник вздохнул. — Что ж, думаю, надо просто подождать, вот и всё.

* * *

А в пустыне в глубоком подземелье древней крепости по узкому коридору быстро шла с факелом власяница под капюшоном, с монахом внутри, коренастым, с неопрятной бородой, лишь частично скрывающей отсутствие части челюсти. У низкой железной двери он остановился, а затем распахнул её, встряхнув подземную тишину.

Монах стоял на пороге крошечной кельи. В ней, спиной к двери, однорукий человек преклонил колени перед простым деревянным крестом, тяжёлые цепи вились от его лодыжек до ржавого железного кольца в стене. Молился он в темноте, теперь келью осветил факел. Волосы узника были спутаны, а босые ноги черны от грязи.

Когда открылась дверь, человек подался вперёд, отшатываясь от шума. Но не повернулся и не опустил сухую руку, протянутую в молитвенном жесте.

На какое-то время оба застыли в мрачных и неподвижных позах своих отдельных миров: мощный коренастый монах, обрамленный в низкий дверной проём, и скованный человек, стоящий на коленях. И тут вдруг откуда-то высоко над ними в стенах древней крепости раздались отдаленные вступительные аккорды баховской «мессы си-минор».

Монах перекрестился, достал из-под рясы хлыст и опустил болтаться вниз эту уродливую многоязыкую плётку. Мужчина на полу слегка дёрнулся, опустив голову.

В келье было холодно, но на верхней губе монаха выступили капли пота. Он слизал пот и звонко произнёс:

— Армянин пережил взрыв.

Звон слов затих и судорога охватила закованного в кандалы человека. Его лицо озарило мистическое, почти чувственное, духовное рвение. Судорожно, с отвращением он начал сдирать с плеч тряпки, оголяя свою потраченную плоть, мертвенно-белую кожу, скрещенную с тёмными неровными шрамами. В один миг, стоя на коленях, мужчина обнажился до пояса и уткнулся лицом в свою единственную руку, ожидая.