Избранное

Они уже были наслышаны об этой внезапной и пылкой любви. Говорили, что в первый же день сенокоса эти двое так привязались друг к другу, что стали жить прямо в поле, в шалаше. Рассказывали еще, будто баянист оказался ревнивым и однажды чуть вилами не проткнул бок какому-то парню, осмелившемуся заговорить с его возлюбленной.

До прихода машины почти вся бригада успела побывать в новом айле. Поступок его хозяев вызвал бурное обсуждение. Одни восхищались ими, другие снисходительно посмеивались.

После обеда долгожданная машина наконец приехала, и тут выяснилось, что Шар решил остаться в госхозе. Среди ребят поднялся переполох. Весть эта для всех была словно гром среди ясного неба. Кто-то решил для верности спросить у него самого:

— Это что, не враки?

— Да! Здесь мне будет лучше…

— А ты хорошо взвесил «за» и «против»? Погоди-ка!.. Где, ты говорил, можно хорошо подзаработать? — съязвил другой.

Шар ничего на это не ответил, и всем стало неловко. Наступила пора прощаться, и никто не решился нарушать обычай: Шару дали табаку, кое-кто даже по три-пять тугриков, пожелали благополучия. Все казались растроганными, словно оставляли своего лучшего друга.

Шар одиноко стоял у дороги до тех пор, пока машина не скрылась за бугорком.

Дамдину почему-то стало тревожно на душе. «А что со мной будет в городе?.. Вообще-то человек для труда и создан. Хорошего работника ценят везде. Оказывается, важно решиться… Видали Шара?.. Смелый, выходит…» — размышлял он, провожая взглядом его одинокую фигуру.

Глава тринадцатая

Стояла глубокая ночь, когда опустевший и притихший город вздрогнул от непривычно звонкой песни, неожиданно ворвавшейся на его улицы и площади.

— Худонская молодежь, должно быть, пожаловала…

— Без песни, значит, никак не могут…

— Шоферу-то, похоже, приплатили немало…

— Надо было остановить его и проверить, — оживились постовые.

— Похоже, коллектив аймачной художественной самодеятельности…

— Поди завтра им уже выступать…

— Ни черта глотки не берегут… Как потом будут петь? Холодно ведь уже, — переговаривались между собой рабочие, возвращающиеся с ночной смены.

— Где это орут, черти? Видать, набрались крепко… Ничего! Я сейчас до вас доберусь, — грозился припозднившийся гуляка, озираясь вокруг.

Городские огни бригада заметила издалека. Кто-то предложил въехать в столицу с песней «Улан-Батор», и все его поддержали. Хотя в кузове и было тесно, но все же ночная прохлада давала о себе знать. Стоял уже октябрь. Настроение у Дамдина было приподнятое, и он пел со всеми. Едва машина въехала в город, как все облегченно вздохнули — мучительная дорога осталась позади. А дело в том, что вез их лихой шофер, толстый и румяный бурят. В пути он то и дело заезжал в свои знакомые айлы, чтобы угоститься самогоном. На увещевания ребят не обращал никакого внимания, будто и не слышал. Выйдя из какого-нибудь очередного айла, он гнал машину на предельной скорости, а иногда так петлял, что его выносило на обочину. Все были перепуганы и только у городской черты пришли в себя, поверив, что все-таки добрались благополучно.

Шофер, как и обещал, остановился в центре города у автобусной остановки и объявил: «Приехали! Выгружайтесь!» Дамдин первым спрыгнул с машины и поджидал Чогдова, который помогал остальным сгружать вещи.

Понемногу стали расходиться. Дамдин, дожидаясь Чогдова, вглядывался в ночную столицу, словно искал какие-то перемены. Сейчас у него было такое ощущение, будто он родился в Улан-Баторе и все свои восемнадцать лет безвыездно прожил здесь. Таким близким и родным город никогда еще ему не казался. И в то же время им овладела непонятная грусть.

Началось это еще в дороге. Именно она заставила его задуматься над многими вопросами, о существовании которых он и не подозревал… До того как сесть в машину (еще когда отправлялись в худон), все относились друг к другу настороженно, несколько отчужденно, но стоило тронуться в путь, как ребята преобразились и стали такими добрыми и участливыми, что Дамдин немало удивился. Все вели себя так, словно были знакомы друг с другом много лет.

«Многое познается в дороге. Не счесть, наверное, случаев, когда она сближала людей и делала их друзьями на всю жизнь. Дорога, должно быть, не одному человеку помогла найти свое счастье и любовь. Люди встречаются в дороге и расстаются на ней. Не так ли? — с грустью думал Дамдин. Ему никак не хотелось расставаться со своими спутниками. — Почему нельзя всем жить так дружно, как в дороге? До чего было бы хорошо людям, если бы и вся жизнь была такою. Как приятно думать, что ты когда-то прибудешь со всеми вместе к намеченной цели. В пути никто о себе не думает. Почему и дальше нельзя так жить?.. Да, одно лишь плохо — что любая дорога имеет свой конец. Неизбежно приходится расставаться, а это тяжело…»