Почувствовав, что старушка вот-вот разрыдается — раз уж начала все вспоминать, — Данжур не дал ей договорить.
— Ну, не стоит так отчаиваться…
— И голос у него был прекрасный! — ввернула хозяйка юрты.
— А людей он как любил! — добавила Должин.
Данжур, как бы продолжая их разговор, тоже заметил:
— Да! Такой отзывчивый и участливый паренек…
В ту же секунду старушки удивленно посмотрели друг на друга и умолкли. Растерялся и Данжур. Не зная, что еще сказать, он глотнул чаю и неожиданно резко спросил:
— А вы, надеюсь, ничего не путаете?
— Да как же! Своими глазами все видела… Вот его ошейник. Бедняжка мой!.. Правду говорят или нет, но я слышала, что в той жизни они перерождаются в людей. — С этими словами Должин вытащила из-за пазухи красный ошейник и показала Данжуру.
— О боже! Подальше от греха! — вырвалось у Данжура.
Он прислонился к стене, провел ладонью по лицу и наконец понял: старушки-то жалели не Дамдина, это Должин оплакивала своего пса Мальчика, убитого кем-то из жителей сомона. Теперь, когда все прояснилось, он еле сдерживал себя, чтобы громко не расхохотаться. В конце концов не выдержал, поставил пиалу на столик, еще раз пробормотал: «Подальше от греха!» — и разразился безудержным смехом. Едва придя в себя, он вытер слезы и назидательно проговорил:
— Вот так хватили! Стоило ли из-за этого слезы проливать…
Но старушки опять взялись нахваливать собаку, и из-за этого в юрте поднялся большой шум.
Когда все успокоились, первой, обращаясь к Данжуру, заговорила Должин:
— Ну да что теперь… Теперь его не вернешь. Я сейчас хочу совсем о другом спросить. Вот наш Намжил уговаривает меня вступить в объединение… Слушать мне его болтовню или нет?.. Объясните-ка мне толком, — попросила она и, сама себе налив чаю, поднесла пиалу к губам.
Данжур откашлялся, словно перед выходом на трибуну.
— А что тут плохого?! Другие-то араты зачем вступают? Они понимают, где им будет лучше… — Он не смог скрыть своего раздражения и, подумав: «Да что я тут слова подбираю!», решительно посоветовал: — Хорошо будет, если вступите!
Вспомнив об этой истории, Данжур посмотрел на Дамдина и подумал: «Как же это я… Чуть заживо не похоронил человека…»
И все же на сердце у него еще не улеглось, и он пригрозил Дамдину:
— Я еще поговорю с твоим начальством! Если узнаю, что работаешь хорошо, то оставлю… А если плохо — попрошу гнать тебя обратно…
Впрочем, оценивающе поглядывая на парня, он находил, что тот изменился в лучшую сторону, и с гордостью думал: «Под линялой шерстью скрывается аргамак, а под дохой — мужчина… Вот ведь как бывает… Прямо-таки не узнать молодца…»
Дамдин выставил на стол гостинцы матери. Удивительный аромат степи сразу же заполнил комнату, словно они сидели где-то у Ханцуй-Бут. Пахло цветами караганы, перекати-поля, диким луком. Дамдину даже казалось, что где-то рядом, под сандаловым деревом, стрекочет саранча.
Пробуя от всего по горсточке, он приговаривал:
— Мама сама приготовила… Угощайся. — И подносил Бэхтуру кусочки сыра, творога…
Бэхтур, с удовольствием причмокивая, ел все подряд.
— У него мать готовит отменно… Ты, горожанин, не брезгуй… Все из козьего молока… Должно быть очень вкусно… Положи маленький кусочек масла в чай, — подсказывал Бэхтуру и Данжур, попутно рассказывая обоим о решениях съезда и о новом пятилетнем плане. А затем, многозначительно помолчав, сообщил, что живет в гостинице «Алтай».
Было видно, что он этим очень гордится. Да это и понятно. В худоне, известно, в то время гостиниц не было. Если кто из сомона направлялся в аймак, то уже заранее знал, в каком знакомом айле остановится. Если же, к примеру, из аймака в сомон ехал какой-нибудь партийный работник, то он, как будто иначе и быть не должно, квартировал у секретаря партийной ячейки; если из аймачного исполкома — непременно у дарги сомона; а если органов народного образования — у директора школы. Так уж было заведено. Но однажды в их сомон приехал крупный дарга из столицы. О том, как его встречали, Данжур помнил хорошо.
Стояла весна тысяча девятьсот сорок седьмого года. День выдался ветреный. Из-за пыли ничего не было видно вокруг. Партийный деятель специально приехал к ним в худон, чтобы посмотреть, как араты претворяют в жизнь решения XI съезда МНРП.
Тут-то и возникла проблема — где его разместить. Руководители сомона стали спорить. Хотели было в юрте уртонной станции, но она показалась им слишком неуютной и невзрачной. Думали в школе, но там полы были не покрашены, да и дым из печки валил прямо в комнату. В конце концов вспомнили об одном мастере из сомонной артели, который к тому времени успел поднять каркас своей новой юрты. Вот и дали ему партийное поручение — срочно покрыть ее войлоком. Затем перенесли туда железную кровать из школы. Но вдруг оказалось, что нечем застелить пол. Здесь-то и выручил всех Данжур. Он вспомнил о Цокзоле, у которого видел несколько свернутых ковров.