Избранное

«От бедного Юндэна моей дорогой Хоролме… — снова начал он и, сообщив ей о своих последних новостях, перешел к главному: — Уже сейчас тороплю весну. Быстрее бы она наступала и зазеленела травка. Думаешь — почему? Да потому, что очень надеюсь, что ты именно в это время приедешь ко мне. Приедешь ведь, да? Конечно же, приедешь к своему бедному Юндэну…

Как приедешь в город, так сразу ищи стройку, да не простую, а ту, что с красным флажком. Сегодня мы создали новую бригаду и решили, что если будем выполнять свой план, то будем вывешивать флажок. Очень надеюсь, что флажок на нашей стройке будет всегда, так что ты сможешь легко найти меня… Повторяю — стройка, флажок… Поняла? Да, чуть не забыл! Вышли мне немного ячменя. Хочу приготовить наше блюдо и угостить друзей. Скоро пришлю тебе новые книги».

Через несколько дней закончились курсы, и всем вручили свидетельства. Дамдину не терпелось в тот же вечер отправиться к Самбу, встретиться с Гэрэл и выложить ей все, что у него на душе.

«Профессия у меня теперь есть, без работы не останусь. Внешне я не хуже и не лучше других, но душа у меня добрая… Вообще я человек мягкий, отзывчивый. Уж это-то я знаю хорошо… Если решишься, чтобы я стал твоим спутником жизни, то я всю свою жизнь буду носить тебя на руках… Ты девушка образованная. По сравнению с тобой я пока ничто, но человек, если захочет, всего сумеет добиться… Может, и стоит нам со временем соединить наши судьбы?» — вот что вертелось в голове у Дамдина.

Однако всех слушателей курсов пригласили в цирк, и сходить к Самбу Дамдину не удалось. Вскоре определились списки тех, кто должен был ехать на лесозаготовки. Дамдин попал в их число, и в одно морозное декабрьское утро машина доставила их в лес. «Ничего! Вернусь из леса и встречусь с Гэрэл… Обязательно встречусь», — думал он.

— Говорят, что на лесозаготовках много платят. Надо было бы и мне поехать, но как же быть с вечерней школой?.. Жаль! Ну ничего, как-нибудь выберу время и обязательно навещу вас там, — говорил Чогдов, провожая своих друзей.

Дамдину очень не хотелось расставаться с Чогдовом — он до того привык к нему, что без друга чувствовал себя неуютно и одиноко. Потом все-таки вспомнил: «Наверно, успел уже написать своей Хоролме, что поступил в школу. Приехала бы она весной и не застала его — нехорошо бы получилось… Конечно, правильно он сделал, что отказался».

— Как он там будет без нас? — спросил его в то утро Бэхтур.

— Будет учиться и писать письма своей Хоролме, — улыбнулся Дамдин.

— Все правильно он делает, по-мужски… Если уж взялся за что-то, надо доводить до конца, а не разбрасываться, — умудренно заметил Бэхтур.

Дамдин не ответил. Он снова подумал о Гэрэл, и ему стало казаться, что он едет вовсе не в лес, а к ней, вернее, возвращается к ней из какой-то дальней поездки.

«О чем задумался?» — хотел было спросить у него Бэхтур, но не стал, подумав: «Наверно, свою Гоби и мать вспомнил…»

Глава двадцать первая

Таинственный и неповторимый мир тайги… Ели, кедры, сосны, пихты грозно притихли, словно сказочные богатыри в белых дохах. Только сосны выделяются своим непокорным видом. Их толстые ветви в густой зеленой хвое не гнутся под тяжестью снега, гордо устремляясь ввысь, будто хвосты резвящихся жеребят.

Стоит такая чуткая тишина, какая, возможно, бывает только где-нибудь во дворце, давно покинутом его владельцами. Попробуйте ее вспугнуть, и вся тайга вздрогнет и начнет гудеть, словно пустая бочка.

В ясный солнечный день шапки снега на ветках деревьев переливаются красками, точно пенящееся, только что надоенное молоко. Запах хвои и смолы так свеж и приятен, что хочется долго стоять, не двигаясь, и полной грудью вдыхать его. Даже тени деревьев, подернутые синевой, словно бы тоже впитали в себя этот манящий аромат.

И еще потому кажется в тайге особенно уютно, что трескучий мороз и жгучий ветер не проникают в нее, в бессильной злобе свирепствуя где-то далеко за ее пределами. Дым от костра поднимается здесь вертикально вверх, столбом.