Избранное

— Что делать? Караван на нас идет.

Старик поерзал и, приоткрыв один глаз, недовольно буркнул:

— А ты что же думал? Для чего, по-твоему, дорога? Разве она бывает хоть когда-нибудь пустой?.. Давай, гони…

Караван надвигался; Дамдин не своим голосом закричал:

— Что же делать?! Сейчас наеду! — и сначала резко рванул вперед, прямо на верблюдов (от испуга он включил не ту передачу), но тут же нашелся и нажал на тормоза.

Во главе каравана ехал человек в белой дохе, из-под которой выглядывал дэли светло-коричневого цвета. Он пытался съехать на обочину, но верблюды, груженные лишь небольшими вьюками, успели сгрудиться, испугавшись гула мотора, и остановились как вкопанные.

— Двигай! Двигай! Чего стал?! — скомандовал старик Дамдину, сладко зевая.

Дамдин, приходя в себя, посмотрел на караван и вытаращил глаза. Головной верблюд вороной масти показался ему очень знакомым, да и тот, словно узнав Дамдина, смотрел на него, высоко подняв голову. Внимательно приглядевшись к его хозяину, Дамдин вскрикнул:

— Ой! Не мерещится ли мне?! — и, открыв дверцу, высунулся из кабины. — Здравствуйте…

Хозяин вороного верблюда не обратил на Дамдина внимания. Стараясь не испугать животное, он осторожно направлял его на обочину, приговаривая: «Хог! Хог!» Только поравнявшись с Дамдином, он взглянул на него и внезапно остановился.

Дамдин снова радостным голосом приветствовал его:

— Здравствуйте, гуай… — И широко улыбнулся.

— Здравствуй… — протянул тот и рукавом дохи провел по лицу. Затем он ловко сполз вниз по шее своего верблюда.

Дамдин спрыгнул на обочину. Цокзол-гуай, обняв его, поцеловал в обе щеки и прерывающимся голосом произнес:

— Вот так встреча… — И, помахав рукой своим спутникам, крикнул: — Идите сюда! Посмотрите, кто здесь!

Весь караван остановился как по команде.

Дамдин взглянул на вороного верблюда: «Тебя-то я помню, с тобой шутки плохи! Хозяин, наверно, тебя по-прежнему балует». Верблюд смотрел на него, вытянув шею, из его заячьих ноздрей валил густой пар. Помимо основного повода вдоль шеи у него тянулась железная цепь.

«Значит, обычный повод для тебя по-прежнему ничто. Все продолжаешь хулиганить…» — подумал Дамдин, вспомнив: вороной верблюд Цокзола умел губами развязывать узлы не хуже человека, а если повод был из волосяной веревки, то он просто откусывал его, словно ножом срезал. Уздечки, недоуздки он сжевывал, поэтому хозяева, распрягая верблюда, тщательно их от него прятали.

Однажды из-за этого верблюда Дамдин чуть не прослыл вором. А дело было так… Ночевал как-то у Цокзол-гуая один припозднившийся путник. Стояла весна, поэтому Цокзол держал своих верблюдов в загоне и собирал их шерсть, дрожа над каждым клочком. Каждое утро, перед тем как выгнать их на пастбище, он обходил всех и сам счесывал линяющую шерсть.

Утром путник встал рано и хотел было пойти за своей лошадью, но не нашел узду, которую он перед сном надежно спрятал под войлоком у края крыши.

Сначала гость подумал, что узду взял Дамдин, чтобы пригнать его лошадь, но, когда тот действительно пригнал коня к юрте вместе с лошадьми Цокзола, узды на нем не оказалось.

— А где же узда? — растерялся путник.

— Не знаю… — равнодушно ответил Дамдин.

«Значит, он взял… Конечно, такая узда в серебре теперь редкость. Если добром не вернет, придется тащить его кое-куда», — подумал гость и, обращаясь к Дамдину, попросил:

— Сынок! Верни-ка ты лучше мою узду! Я и без твоих шуток измучился в дальней дороге. Давай побыстрее! Где ты ее спрятал?

Кроме Дамдина, из юрты еще никто не выходил, и поэтому подозревать больше было некого.

— Откуда мне знать о вашей узде? Куда положили ее, там и ищите, — ничего не понимая, сказал Дамдин.

«Вот наглец! Думает отвертеться», — подумал тот и уже грубо потребовал:

— Отдавай сейчас же!..

Тут из юрты вышел Цокзол. Гость бросился к нему:

— Подскажите парню, чтобы вернул мою узду… Вам-то зачем из-за него свой айл позорить. Пусть лучше по-доброму отдаст!

Дамдин вскипел от злости и, еле сдерживая себя, с обидой в голосе проговорил:

— Как вам не стыдно! Зачем мне ваша узда?

— Не похоже это на него… — растерянно сказал Цокзол, пристально вглядываясь в Дамдина.

В это время Цэвэлжид, выгонявшая из загона верблюжат, вскрикнула:

— Эй! Это что ж такое происходит? — и, наклонившись, что-то подняла с земли. Все обернулись в ее сторону.

Она уже шла им навстречу, держа в руках остатки узды, съеденной вороным верблюдом.

— Ночью он опять, значит, гулял на свободе…

Дамдин, не помня себя, схватил комок грязи и замахнулся на путника:

— А больше не над кем вам было поиздеваться?! — И зашагал от них прочь.

Гостю стало неловко, но он так и не окликнул его и, даже не извинившись, уехал.

Цокзол с ног до головы окинул Дамдина удивленным, но радостным взглядом, хмыкнул и, сев прямо на снег, полез за трубкой. Дамдин в своем белом тулупе, войлочных гутулах и в мерлушковой шапке показался ему сказочным богатырем. А тот, усевшись рядом, засыпал его вопросами:

— Давно ли в пути?.. По каким делам едете?..

Радостная улыбка не сходила с его лица. Возможно, он припомнил и то, как сбежал от них летом, ни о чем не предупредив.