Избранное

Цокзол, как заметил Дамдин, разговаривал с ними нехотя. Жамьян же внимательно прислушивался к разговору, беспрестанно дымя трубкой. Дамдин еще раз смерил китайцев взглядом с ног до головы и остался ими недоволен. Они не произвели на него никакого впечатления, так как от них городом и не пахло — обыкновенные сельские мужики. И вдруг, вспомнив, как кто-то говорил, что на подступах к городу орудуют воры, он подумал: «Неужели они?» Посмотрел на Цокзола, но тот как ни в чем не бывало продолжал разговаривать. В этот момент рябой китаец, принимавший участие в беседе, встал и, вплотную подойдя к овцам, сказал:

— Жирна овца. Правда жирна.

Жамьян сразу же подхватил:

— И говорить нечего!

— Время было благодатное, да и сами старались как могли, — добавил Цокзол и тут же обратился к тем двум китайцам, которые до этого безучастно стояли в стороне: — Овцы наши хоть куда, и вы, думаю, не прогадаете. Посмотрите хорошенько, а потом потолкуем.

Полный китаец с раскрытым ртом кивнул ему в ответ и что-то пробубнил. Что-то промямлил и сухощавый, потом встал, постоял, переступая с ноги на ногу, и нехотя двинулся к овцам.

Дамдин внимательно следил за ними и вдруг вспомнил, как у них говорили: «Китайцы много едят зелени и овощей. От них так несет, что и близко подойти невозможно». Тогда он вплотную подошел к ним и решил сам удостовериться в этом, но никакого запаха не почувствовал.

Некоторое время китайцы расхаживали среди овец, а Цокзол, словно учуяв, с кем имеет дело, не отходил от рябого и твердил себе: «Не продешеви!» Жамьян же, заложив руки за спину, шагал рядом с полным китайцем и нахваливал своих овец.

Вскоре началась торговля. Рябой, почесывая себе скулы, буркнул:

— Говорить будем. Надо говорить.

— Сами видели! Овцы и в самом деле очень жирные… Я ведь вам сразу сказал. На базаре-то они, должно быть, дорого будут стоить, — ответил Цокзол.

— Сколько здесь большой овца? — вмешался в разговор рыжий мужчина с бесстрастным лицом, до этого не проронивший ни единого слова.

— Тридцать семь.

— Молодой?

— Шестнадцать!

— Баран восемь?

— Да. А если пожелаете, то и несколько коз найдется.

Такой разговор доносился до Дамдина, который стоял неподалеку, держа свою лошадь на поводу. Она, спасаясь от оводов, тыкалась в него мордой и мешала слушать.

— Какой цена баран продавать? — спросил вдруг сухощавый китаец, сплевывая скорлупу от семечек.

— Давайте договариваться, — сказал Цокзол.

Рябой тут же вмешался:

— На базаре дорого продавать нету. Два дня, потом праздник. Время нету вам продавать.

«Хочешь, чтобы все было по-твоему? Так и знал, что будешь гнуть свое, но только я, брат, на базаре не однажды толкался. Бывало, выигрывал, бывало, и проигрывал», — подумал про себя Цокзол и сказал:

— Для торговли время сейчас благоприятное. Овца нынче дорого будет стоить!

Жамьян весело рассмеялся, затянулся трубкой и поддержал его:

— Мы насиловать не будем… Надо — берите! Не надо — не берите!

Рыжий стал о чем-то перешептываться с китайцами. «Вот черти! Сговорились! Видать, привыкли здесь обирать караванщиков из дальних мест. Ни стыда ни совести у них, видать, не осталось!» — думал Цокзол. Затем он подошел к Жамьяну и тихо спросил:

— Что же делать?

— Продавать так продавать, — ответил тот.

— Да и я так считаю, но как бы не продешевить… Мы ведь почти у цели… Обидно будет…

Тут его прервал рябой:

— Цена готова?.. Говорил друг друга?

Цокзол косо взглянул на него и ответил:

— Да! Договорились, но сначала хотелось бы вас послушать.

Цокзол привык торговать скотом на базаре, где всегда было шумно и многолюдно. Там-то уж можно было и себя показать, и товар свой похвалить (он приезжал всегда с отборным скотом), а тут ничего этого не было. Поэтому он не испытывал никакого удовольствия от торговли.

Рябой, видимо заметив его настроение, улыбнулся и весьма дружелюбно сказал:

— Аксакал! О чем это так думать?

У Цокзола его слова вызвали отвращение, и он подумал: «И этот туда же, болтун эдакий! А сам-то ты на что способен?»

— Вот пройдохи! Думаете нас провести? — в сердцах бросил Жамьян и широко улыбнулся.

Дамдину интересно было наблюдать, как идет торговля, и поэтому он старался держаться поближе.

— Ладно, ладно! Если начистоту, то молодняк берем по сорок тугриков, а маток — по шестьдесят пять, — вставил рыжий.

— Если у тебя самого есть овцы, давай я их у тебя куплю по твоей цене, — с расстановкой ответил Цокзол.

Затем он подошел к своему коню и, собираясь вскочить на него, обратился к своим:

— Делать нечего. Не будем тратить время впустую. Давайте трогаться, пока солнце высоко.

Китайцы посмотрели друг на друга и притихли. Растерянный Жамьян не двигался с места, но потом, что-то сообразив, обратился к сухощавому китайцу и сказал:

— Овцы хо!

По-китайски это означало «хорошие».

Однако китайцы никак не отреагировали и равнодушно продолжали щелкать семечки.

— Надо же! Первый раз вижу китайцев, которые не знают своего родного языка, — пробурчал Жамьян.

«До чего же кичливый народ», — подумал Цокзол и чуть не рассмеялся. Дамдин вскочил на коня и поехал к гурту.