Избранное

— Да, не очень уж маленьким… И как пришел он к царю, так и сказал: «Ваше величество, в саду вашем растут две яблони, одна подле другой, да так близко, что вы и не знаете, какие ветки одной яблони, а какие — другой; и когда они зацветают, вы не знаете, какие цветы одной яблони, а какие — другой; вот и зеленеют эти две яблони, зацветают, потом отряхивают цвет, а плодов не дают. Так знайте же, ваше величество, что когда в этих двух яблонях завяжется плод, тогда и царица понесет и родит вам сына, который будет весь из чистого золота…» Карлик ушел, а царь побежал в сад и искал, искал повсюду, пока не наткнулся, наконец, на эти две яблони. С яблонь опадал цвет, и вокруг было белым-бело, словно шел снег, но плоды на этих яблонях не завязывались.

— Бабушка, а почему плоды не завязывались?

— Не знаю, милый… Одному богу известно…

Мне было так уютно, так хорошо лежать на коленях у бабушки!.. Легкое дуновение ветерка слегка касалось моего лба… белые облака скользили по синему небу… У меня чуть кружилась голова… я закрывал глаза…

А бабушка все рассказывала и рассказывала дальше, легко и быстро вытягивая длинную нитку из льняной пряжи:

— И призадумался царь, что ему теперь делать, что придумать, чтобы яблони дали плоды. Одни советовали ему все время поливать яблони, и он без конца поливал их; другие говорили, что яблоням нужно как можно больше солнца, и царь вырубил все деревья вокруг. И яблони зацвели, и цвели каждую неделю, и цвет опадал, но плоды все не завязывались. И вот однажды пришла к царю древняя, сморщенная старушка, такая же сморщенная, как я, и маленькая-маленькая, как ты…

— Такая же маленькая, как старик?

— Да, как старик…

— Ну, тогда она была не очень уж маленькая…

— Да, верно, она была не очень уж маленькая. И сказала старушка царю: «Ваше величество, пока не добудете вы кувшин молока у феи цветов, которая спит за долиной слез, на ромашковом поле, и не польете этим молоком яблони, плод в них не завяжется. Но берегитесь, ваше величество, кругом феи растут цветы, и как только почуют они вас, то закачаются, наклонятся к ее лицу и так зашумят, что фея проснется, она ведь спит чутко, как птица; и горе тому, кого она увидит: взбредет ей на ум, и превратит она человека в душистый цветок или в сорную вонючую траву… и уж оттуда ему нипочем не выбраться…»

— Ты что ж это, милый мой, заснул?

Я встрепенулся.

— Нет… я знаю, где ты остановилась… ты рассказывала про фею цветов…

Я все слышал сквозь сон.

Мои отяжелевшие веки лениво опускались. Я блаженствовал. Мне казалось, что я, словно пушинка, скольжу по реке, которая тихо-тихо струится…

А бабушка все рассказывала и рассказывала дальше, а веретено жужжало над моим ухом, как шмель, как те песни лугов, под звуки которых я не раз засыпал.

— И царь сел верхом на своего самого лучшего коня…

— Самого лучшего… — бормотал я, боясь снова уснуть.

— …положил в сумку еду и отправился в путь…

— …и отправился в путь…

— Ехал он, ехал…

— …ехал, ехал…

— Пока не достиг густого, темного леса…

— …темного леса…

— …которому конца-края не было видно. И там он привязал коня к старому дубу, лег, подложив сумку под голову, и закрыл глаза, чтобы немного передохнуть. И… вот, подумай ты, какое чудо… весь лес пел и говорил, ведь он был волшебный… И доносился до царя издали шепот, а вдали-то словно дым по земле стлался. Уснул царь…

— Уснул, уснул…

Когда я проснулся, бабушка уже кончила пряжу.

А как же сказка?

Лежа на коленях у бабушки, я никогда не мог дослушать сказку до конца.

Колени ее точно обладали волшебством, ее голос и жужжание веретена околдовывали меня, и, счастливый, я засыпал под ее ласковым взглядом.

Перевод М. П. Богословской.

ХАДЖИ ТУДОСЕ

I

За «Каменным крестом», слева от шоссе Витан, возвышается церковь святой Троицы. Великолепная церковь! Как расписана она внутри и снаружи — такая роспись встречается редко, и то лишь в старинных церквах. А послушать прихожан этой церкви, в особенности стариков, когда начнут они превозносить до небес свой храм, так голова пойдет кругом! У них, пожалуй, и пальцев не хватит на обеих руках, чтобы перечислить чудеса, какие заключает в себе эта святая обитель, потому что привыкли они рассказывать об этих чудесах так: размахивают руками перед твоими глазами, суют тебе под нос растопыренные пальцы, а потом при каждой похвале приговаривают: «А вот еще одно», — и при этом всякий раз, загибая палец, слюнявят его; и стоит им только сбиться со счета, как они приходят в ярость, эти старики прихожане, они даже кусают себе пальцы, перечисляя достоинства церкви: в азарте они забывают, что это их собственные пальцы; мало-помалу они начинают раздражаться, разговор переходит в спор, спор — в ссору. Да и как могут они столковаться?.. Каждый ведь хочет восхвалять и перечислять по-своему, не так, как это делают другие.