Избранное

«Вот я живу в отличных условиях, и у меня есть все. Бросил курить, совсем исключил спиртное, и это — хорошо. Чего же еще желать?» Но вставал контрвопрос — ты не считаешь, что, кроме того, что приобрел все это, ты утратил что-то весьма ценное? Нечего думать об этом, все равно ничего изменить нельзя, это другое дело. Изменить можно, но ты не станешь этого делать. Так спокойнее…»

Он рассказал Калерии о всех своих сомнениях.

— Федя, сейчас не время этим заниматься, настраивайся на деловой лад, — четко продиктовала Калерия Тихоновна. Она сидела в кресле прямая, высокая, непререкаемая.

— Нет, я понимаю, но…

— Нет, сейчас никаких «но». Не те обстоятельства. И у тебя еще есть важное дело, которым пора заняться, и именно сейчас: предстоящий твой юбилей. Это надо загодя…

— Мне лично ничего не надо, но вот как поймут в коллективе, если ограничиться обычными формальностями, — краснея, сказал Федя.

— Об этом и речь, — кивнула супруга. — Но вначале мы должны определить, чего мы хотим добиться, а потом уже действовать. Предстоят некоторые затраты, это всегда неизбежно.

После обсуждения решили делать ставку не на звание, а на награду. Звание «заслуженный изобретатель» могли и не дать, из-за отсутствия у Феди патентов на изобретения. Собственно, у него всего был один-единственный патент — работа, проделанная вместе с Игорем. Но Игорь отказался от своего авторства в пользу Феди, иначе Атаринова не приняли бы в члены престижной творческой организации.

— Но причитающуюся часть гонорара ты ему отдал? — настороженно спросила Калерия.

— Об этом вопрос не вставал… Посидели в ресторане… — растерянно отвечал Федя. — А что?

— Ничего. Ничего, если он не станет возникать…

— Нет, это не в его натуре. Кроме того, у меня есть его записка, что он отказывается от авторства…

— Существенно, но все-таки надо иметь в виду…

Затем они обсудили, что следует предпринять. Было намечено устроить прием, придумав подходящий повод. Между всеми друзьями Феди были распределены обязанности, кто чем займется, чтобы «способствовать», — создан, так сказать, негласный юбилейный комитет. На Бориса Борисовича была возложена задача подготовить руководство — дирекцию; Паше поручалась пресса — организовать очерк о Феде или хотя бы интервью с ним. На Краморенко, как на человека популярного, возлагалась задача подготовить общественное мнение…

— Прием и стол я беру на себя, — заявила Калерия и тут же села за телефон, чтобы позвонить Зое Марковне, с которой у Калерии Тихоновны установились устойчивые дружеские отношения; Федя подумал: «Нет, все правильно и ничего не нужно менять…»

35

В приемной парткома царила Зинаида Николаевна, в прошлом партийный работник, теперь пенсионерка и технический секретарь. Строго из-под роговых очков с разными дужками она оглядывала входящих своим колким взглядом. В приемной всегда сидели два-три человека — пропагандисты из актива. И нельзя было доставить ей большего удовольствия, чем спросить, где найти нужную цитату. Вы еще не успевали договорить свою мысль, как Зинаида Николаевна, значительно улыбаясь, кивала и говорила: «Да, да, помню. Это нужно смотреть в девятом томе третьего издания. Я все привыкла по третьему… Вы посидите, я сейчас…» — шла в парткабинет и возвращалась торжествующая с томиком в руках.

Здесь существовали свои традиции, например шутить, вести светские беседы, громко разговаривать было не принято, и, если кто-либо нарушал их, Зинаида Николаевна смотрела с недоумением. Рассказывают, что Зинаида Николаевна много лет провела на Крайнем Севере, а потом вернулась на свой завод, пришла в партком, а как раз шло заседание и кто-то, кажется тот же Тишкин, объявил: «Товарищи, вернулась Зина! Наша Зина…» Заседание прервали. Многие слышали это имя, окруженное ореолом легендарных лет. Так совершилось второе явление Зинаиды Николаевны в этих стенах. Все привыкли к ее строгому облику, который, казалось, теперь уже не менялся.

В дни заседаний партийного комитета привычный ритм невольно нарушался. Многие приходили сюда задолго до начала заседания, чтоб ознакомиться с проектами документов, справками, протоколами прошлых заседаний, однако общий стиль оставался прежним.

Федя пришел подтянутый, в темном галстуке. Он отлично знал здешний стиль и прежде всего подошел к Зинаиде Николаевне. Она улыбнулась с обычной любезностью и подала ему интересующие его документы. Справку комиссии он, разумеется, читал и принимал участие в ее редактировании. По его просьбе комиссия в констатирующей части вписала фразу о последовательном росте производительности труда; тут важно было само слово «последовательный», что отвечало общей тенденции НТР. Теперь Федя хотел убедиться, осталась ли эта фраза в окончательной редакции. Если выкинули, это плохой признак. Федя сдержанно, стараясь не волноваться, искал эту фразу, нашел наконец и облегченно вздохнул.

Вошел Рузин. И Рузин здесь был другой, сдержанный, и не только не бравировал своей греховностью, но, напротив, проявлял в обхождении обаяние, на которое, оказывается, был прекрасно способен.