— Ох, как мы посылочек ждали, а главное — писем, конечно. Разложишь костры, сидишь ночь, другую — нет. Стучишь в центр: «Будет самолет?» — «Будет, ждите». Ну, придет самолет, мы — как дети… Да дети и были. Сколько раз я Клару плясать заставлял! Один раз в шутку — мальчишка был. А когда признался, что письма нет, она только присела на корточки и молча стала мешать угли в костре. Четверть века прошло, но как сейчас перед моими глазами она…
— Бедная девочка, — вздохнула мать. Горе переболело. Трагедию гибели дочери она пережила. И лишь глубокая грусть в глазах ее была как бы отблеском тех мук, которые она некогда испытала.
Глава III
ЕЕ ПИСЬМА
…А потом Екатерина Уваровна стала перебирать пожелтевшие письма.
— Вот сорок второй год… Это еще она училась на курсах… Ну, вначале о нас расспрашивает, о папе, обо мне. А вот о своей жизни: «Живем мы очень хорошо, дружно. Много учимся, а погода стоит хорошая. Нас кормят, поят, одевают, правда, мешковато, но мы сами пригоняем, ушиваем. Как хорошо, мамочка, что ты научила меня шить…»
Мать остановилась. Мы молчали. Екатерина Уваровна продолжала читать:
— «Здесь я многому научилась, чего не знала раньше. Мы с Надей ходим в отличницах…» Надя — это ее подруга?
— Вместе учились… погибла, — отвечал майор.
— «Наша группа считается первой в части… Если будут спрашивать, на кого учусь, отвечай — на радистку. Больше ничего говорить не стоит… Обо мне не беспокойтесь. Я посмотрела, как живут гражданские девчата (магазины, карточки, иногда кино, театр, учиться толком не учатся), и я очень довольна, что пошла в армию, и сейчас ни за что не променяла бы нашу жизнь на гражданскую. Наша жизнь в тысячу раз интереснее, разнообразнее, только одно тревожит — что доставляю тревогу вам. Мамочка, если ты будешь расстраиваться и папа будет расстраиваться, то вы постареете. Ведь мне хорошо! Вы думайте о собственном здоровье. Для меня не будет ничего тяжелее известия о том, что вы себя плохо чувствуете».
Глядя, как мать медленно складывает письмо, как внешне спокойно развертывает следующее, я понял, от кого Кларе передались воля, сдержанность.
Екатерина Уваровна вышла приготовить чай.
— Может, перевести разговор на другое… чтоб она не читала письма? — предложил я.
— Не надо. Ей это нужно… Ей нужно пережить снова все, — твердо сказал Уколов. Пожалуй, он был прав.
…Мать читала отрывки из писем. Я переписал их от строчки до строчки. Вот последние письма Клары, присланные уже из вражеского тыла через разведчиков.