Это был, можно сказать, маленький заговор между матерью и дочкой. Беда только, что его редко удавалось осуществлять, — господин Келлер не слишком охотно отпускал свою супругу: уж кем-кем, а собственной-то женой он считал себя вправе командовать!
Так шло время, — дни счастья пролетают быстро, — и Йожи многому научился. Теперь это касалось не только того огромного, быстро меняющегося мира, каким были для него завод, партия и вся страна, но и маленьких и больших тайн семейного мирка, супружеской жизни и домашних дел.
Чему научилась за это время Ибойка, трудно сказать, это пока еще ни в чем не проявлялось. Но одно она, несомненно, постигла с успехом — ведь этому, пожалуй, нечего было и учиться, — она поняла, что за человек Йожи, как с ним обходиться и как им повелевать.
Йожи, захваченный потоком событий, которых было так много, на заводе, в партийной организации и дома, в совместной жизни с Ибойкой начал понемногу забывать родное село; родия, знакомые и даже господин Синчак с супругой мало-помалу стали уходить в мир воспоминаний, откуда они являлись лишь по его зову. Он думал о своей прежней жизни все реже, и то лишь когда ему хотелось о ней вспомнить. Освоившись на новом месте, Йожи не тянулся уже назад, к своим.
Его не слишком тревожило, что скажут об этом земляки и родные. Он чувствовал себя как молодое деревце, пересаженное в тучную землю, которое расцветает и одевается густой, пышной листвой. Став членом партии — в то время для этого не требовалось большой теоретической подготовки, — он считал делом чести овладеть основами коммунистической идеологии, что стоило ему немало трудов.
Кроме того, нужно было изучать и свою специальность. Правда, Йожи стал стахановцем, но лишь благодаря тому, что работал хорошо и много. Теперь же он считал своим долгом как можно больше узнать, проникнуть в еще не доступные ему тайны новой профессии. Ведь в родном селе, день и ночь стуча молотом по железу, он не знал даже, что такое железо, как не знал ничего и об угле, хотя весь был в саже и копоти. Цех стал для него теперь тем же, чем была когда-то сельская кузница, пожалуй, даже больше: он был центром его жизни, а не только местом работы. Его никуда не тянуло из своего цеха, он не стремился подняться выше или овладеть другой специальностью; мир для него словно замкнулся, и то, что он заключал в себе партию, завод и Ибойку вместе с их маленькой квартиркой, вполне удовлетворяло Йожи.
Но это не значило, что прежний деревенский парень исчез окончательно и бесследно со всеми своими склонностями и привычками. Наиболее живучие из них вкусовые, ведь язык и желудок — это самые любопытные и в то же время самые консервативные части нашего тела. Есть навыки, которые с раннего детства укореняются в человеке гораздо глубже, чем он сам подозревает. Правда, в первые месяцы супружеской жизни они порой приглушаются, и мы отказываемся от некоторых привычек из любви к человеку, ставшему нам родным. Но взамен приобретаются новые привычки от любимого или от других. Так что, есть любовь или ее нет, подлинный характер человека, каков бы он ни был — открытый, сильный, решительный или мягкий, неустойчивый, — в конечном счете всегда складывается во взаимном общении людей. В семейной жизни человек становится либо рабом, либо тираном, либо демократом-коллективистом, но последнее встречается пока что редко.
Что до Йожи, то первое время казалось, а его мать и сестры были убеждены, что он станет рабом, попадет под башмак и превратится в типичного «мужа своей жены» потому уже, что он так благоразумно уступчив, не любит препираться, скорее промолчит, чем станет спорить с дурном, — в общем, потому, что Йожи «добрый малый», а таких нередко считают простофилями.
Правда, раньше у Йожи, как и у большинства деревенских парней, которые ни разу по-настоящему не влюблялись, были свои «принципы» в отношении семейной жизни. Он наблюдал неурядицы в семьях своих родных, знакомых, братьев и сестер, повидал немало строптивых, крикливых молодок и не раз слышал, как старшее поколение — не только старики, но и старухи ворчали: «Будь я твоим мужем, уж я бы тебя научил уму-разуму! В наше время молодухи не смели кочевряжиться, не то такую взбучку от мужа получишь, что любо-дорого. А домой побежишь, мать с отцом тоже по головке не погладят, не скажут, как нынче: «Мою дочку никто пальцем не тронь!» Йожи решил, — а это было ему нетрудно, ведь тот, кто не влюблен в свою капризную молодую жену, не пожалеет для нее лишнего тумака, — что когда он женится, то приберет жену к рукам и будет держать ее в строгости.
Но теперь, когда, казалось бы, в этих принципах была прямая нужда, он позабыл их все до одного и если даже далеко не всегда одобрял поведение Ибойки, то боялся и заикнуться об этом, чтобы, упаси бог, не нарушить семейный мир и счастье.