Избранное

В ту пору положение было еще таково, что один год приходилось туго с хлебом, на другой не хватало жиров, мяса, сала, на третий — картофеля и овощей, на четвертый — и того и другого, в общем, что уродится, ведь сами мы не умели управлять урожаями и жили по старой крестьянской пословице: «Соберем, что бог даст». А когда на рынке и в магазинах (а это бывало тогда нередко) вдруг подымалась паника вокруг то одних, то других товаров и покупатели нервничали и хватали все подряд («а вдруг завтра не будет!»), Ибойка тоже заражалась этой болезнью. И хотя по натуре она скорее была склонна к мотовству, чем к барсучьему скопидомству, ее всякий раз охватывала лихорадка приобретения, и она покупала столько грибов, паприки или савойской капусты, что этого хватило бы на целую неделю. А чтобы продукты не испортились, да и денег уже не оставалось, она варила все сразу. Они этим питались несколько дней подряд, хотя иногда, прежде чем взяться за ложку, Йожи тайком от жены наклонялся к тарелке и нюхал, не протухло или не скисло ли варево. Нет, он не был привередлив, но — что делать! — он вывез из дома одну-единственную прихоть: как бы скудна ни была еда, она должна быть свежей. В деревне редко приходилось доедать остатки обеда (за исключением, может быть, голубцов, тушеной баранины, блинчиков с мясом и других лакомств), каждый раз готовили заново, а если что и оставалось, так это обычно выливали поросенку. Не виноват же Йожи, что его мутит от запаха вчерашнего картофеля или прокисшего лечо и еда застревает в горле.

Но все это приходилось скрывать, иначе Ибойка до смерти обидится или рассердится не на шутку. Если он бывал очень уж голоден, то предпочитал там, на заводе, перекусить хлеба с салом. Если такое случалось за ужином, Йожи ложился спать голодный, сказав жене: «Знаешь, не понимаю, почему сегодня что-то есть не хочется».

Ибойке наконец самой надоедало заготовленное впрок варево, и она выбрасывала его на помойку. Обычно это случалось в такое время, когда на рынке было все дорого, даже картофель и капуста, — когда овощи были дешевы, Ибойка готовила только мясное.

Иной раз она возвращалась из лавки рассерженная: вот, мол, битых полдня простояла в очереди за двумя кило картошки! К этому добавлялось несколько таких нелестных слов по адресу демократии и социализма, что Йожи, правда, молчал, но ему очень не хотелось бы, чтобы их услыхал кто-нибудь, кроме него. Как он ответил бы на вопрос: почему ты не объяснишь своей жене, что картофель не уродился из-за засухи? Что может сказать другим женщинам он, агитатор, если его собственная жена так рассуждает? Сам Йожи, разумеется, знал, что такое засуха, он помнил годы, когда семья не собирала с арендованного огорода даже того, что посадила. Он мог бы ей объяснить, что до тех пор, пока во всей стране не будет создана оросительная система, всегда будет существовать угроза, что сегодня не хватит картофеля, завтра жиров, а послезавтра и того и другого. Но что толку объяснять — ведь Ибойка все равно ничего не поймет и только пуще раскричится. Поэтому он молча наблюдал, как она чистит, вернее, кромсает, небольшие картофелины сорта «роза» или продолговатые «элла» и «гюльбаба», так что в кастрюлю попадает лишь крохотный кусочек: не мудрено, что за один раз уходят те два кило, которые принесла Ибойка с рынка. А если картошка была круглой и мелкой, то после чистки и вовсе ничего на еду не оставалось. Йожи стеснялся сказать ей об этом, еще подумает, чего доброго: «Вот жадный мужик!» Поэтому, когда у него было время, он просил: «Дай, милая, нож, я сам почищу», — ему хотелось показать ей, как из того же количества картофеля можно сварить вдвое больше. Но Ибойка даже не замечала его тонкой работы, и от доброго примера не было ни малейшего проку. Ведь полезным навыкам учатся друг у друга только те молодые супруги, которые горячо любят друг друга и хотят сделать приятное любимому человеку, перенимая его склонности и привычки. Но Йожи нечему учиться у Ибойки (хотя за ним бы дело не стало), а Ибойка считает, что ей самой нужно заняться воспитанием Йожи, ведь он еще «такая деревенщина».

Пожалуй, следовало бы объяснить жене, что в бедной стране, да еще в трудные времена надо вести хозяйство так, как ведет его бедняк у себя дома, — с расчетом и оглядкой на завтрашний день. Но стоит ли говорить Ибойке о государственных делах? Ведь это все равно что рассказывать кошке, как прелестно щебетание ласточек под крышей.

Из-за такого ведения хозяйства, хотя Йожи и зарабатывал больше других, у Ибойки сплошь и рядом не хватало денег на хороший стол и на уплату по неотложным счетам за квартиру, электричество, центральное отопление и прочее. Тогда она донимала мужа, уговаривая его попросить на заводе аванс, а то выключат свет или горячую воду.