Вот почему Йожи ничуть не сочувствовал желанию Ибойки подольше сохранить девичью прелесть и обаяние и смотрел на все ее ухищрения подозрительно и даже с некоторым отвращением. Дело в том, что теперь Ибойка совершала свой туалет на глазах у мужа, будто его и нет. А для Йожи это все равно что видеть, как собака на прогулке задирает ногу на телеграфный столб. Всякий раз, когда он заставал Ибойку за туалетным столиком, в нем на секунду вспыхивал гнев. Йожи еще понятно было и казалось естественным, когда Ибойка, одеваясь, становилась перед зеркалом и, повернувшись спиной, через плечо оглядывала себя с головы до пят — это движение было знакомо ему с детства, по деревне. Бывало, нарядившись в свои многочисленные юбки, крестьянские девушки и женщины точно так же осматривали себя со спины: не видна ли «из-под пятницы суббота», не завернулся ли подол одной из юбок, — ведь этак выйти не успеешь, как сразу на смех подымут. Ничего зазорного нет и в том, что перед уходом из дому Ибойка с восхищением разглядывает себя в зеркале: ей в самом деле есть на что поглядеть и чем полюбоваться. Естественно, что Ибойка, прежде чем переступить порог, повертится перед зеркалом, подойдет вплотную, отступит назад, повернется в профиль, в одну сторону, в другую и, наконец, обернется спиной, чтобы еще раз скользнуть взглядом по гладко обтянутым юбкой бедрам и круглым икрам в шелковых чулках. Но когда Йожи видел, как его жена, вытянув шею и бессмысленно уставившись в одну точку, водит по своим красиво очерченным губам карандашом или прижимает к изящному носику пуховку с пудрой, в нем закипала такая злость, что он с трудом сдерживался.
Разумеется, нередко он мысленно полемизировал с Ибойкой, пытаясь ее понять. В самом деле, она еще молода и не может отставать от других молодых женщин, иначе те будут ее презирать. Но в то же время вывезенные из деревни понятия, а также строгий образ мышления рабочего-пролетария, приобретенный Йожи в социалистическом движении, подсказывал ему все новые возражения. Ведь Йожи до сих пор его деревенские предрассудки и предубеждения против всего, что касается господ, казались «социализмом», подобно тому как Ибойка была уверена, что ее подражание господским замашкам и мещанская «цивилизованность» и есть высшая культура.
Порой он пытался оправдать Ибойку: ведь и сельские девчата и молодицы украшают себя и любят принарядиться — да еще как, если есть деньги! — стоит хотя бы взглянуть на девушек из Матьо, Палоца, Шаркеза или Калочи — такие павы, что Ибойке и ее приятельницам до них далеко.
«Да, но их наряды, по крайней мере, красивы, и, вдобавок, они не проделывают все эти штучки на глазах у людей», — снова восставал в нем мужской гнев.
Потом Йожи приходило в голову, опять-таки в защиту Ибойки, что даже у дикарей женщины стараются себя приукрасить (он об этом уже читал и видел на картинках).
«Правильно! Но почему же мы должны подражать дикарям?» — «Ну, так посмотри на природу, на птиц, на цветы». — «Хорошо, но тогда надо, чтобы вы цвели, как тюльпаны, или красовались, как удод, своими перьями. Но вам ведь хочется наряжаться в новые платья три-четыре раза в неделю, а кому это по карману? Бывало, женщины в старину если и рядились в дорогие, роскошные платья, то носили одно такое платье чуть не сто лет, завещали его своим дочерям и внучкам. А тут не успеешь еще как следует привыкнуть к одному наряду, — издали на улице еще и не узнаешь тебя в нем! — как ты уже заказываешь новый».
Вот какие мысленные споры вел Йожи со своей женой, но вслух не произносил ни звука. Застав ее за обычным занятием у туалетного столика, он выражал свое неудовольствие лишь тем, что поворачивался к ней спиной, шел в переднюю, искал себе какую-нибудь работу или возился с Эвикой, которой шел всего-навсего третий год, а потому она еще не могла показать свои женские коготки…
11
Вскоре выяснилось, что дамская компания Ибойки не такая уж дамская — у Илики и Чепики оказались «знакомые» и среди мужчин. Впрочем, Йожи и не допускал, что могло быть иначе — трудно было себе представить, чтобы эти пышущие здоровьем женщины довольствовались только дамским обществом.
Да, но какие мужчины! Верно говорят: «Рыбак рыбака видит издалека». Это обнаружилось при первой же встрече, когда Ибойка легкомысленно приняла предложение своих приятельниц поужинать вместе в ресторане. У Йожи не хватило мужества отказаться, раз уж она обещала, — не станет же он позорить жену в глазах ее подруг и их «знакомых». И он согласился.
Когда Майороши вошли в зал ресторана, известного раньше под названием «Голубая кошка», вся компания была уже в сборе: трое женщин и трое мужчин — им удалось соблазнить еще одного стахановца-каменщика Пала Морица. Мориц у строителей человек известный, и Чепика прилипла к его семье так же, как Илика к Майорошам. Ведь такие «буржуазные элементы» всегда липнут к «благонадежным» людям.