Избранное

Шули был прямо создан для этого. Крал он так ловко, что не навлекал на себя никаких подозрений. Чтобы заставить людей поверить в свою честность, Шули часть похищенных им вещей, как правило, возвращал. Если, бывало, соседские куры, перелетев через забор, снесут несколько яиц на его дворе или забежит во двор чей-нибудь цыпленок, Шули посылает жену или детей в обход на Большую улицу отнести хозяину яичко, конечно, самое маленькое, или цыпленка: пусть не подумают, что они «такие». Но если жена баловала Шули яичницей или жареной курятиной, когда их собственные куры еще и не снеслись, он с аппетитом уплетал, не спрашивая, откуда что взялось (он это и без того хорошо знал), и, сытно поев, нахлобучивал свою шляпу на самый нос.

Шули недолго пробыл в отряде по охране моста, где, кстати сказать, члены отряда, зажиточные крестьяне, коротали время за картами и вином. Как только подошли русские, Киш Варга улепетнул из отряда — только его там и видели.

«Авось не съедят меня русские», — решил он про себя; ему нетрудно было спрятаться за теми, кто был в деревне на виду; на него никогда не обращали внимания, не спросят и теперь, где был, когда гремели орудия; и Шули спокойно укрылся в своем покосившемся домишке в переулке Варга. Солдаты, чтобы не ходить кругом на Большую улицу, в одном месте разобрали изгородь сада Шаргачизмаша Сабо и через эту дыру заходили иногда и к Шули — ведь Сабо бежал, и усадьба его пустовала. Позднее в ней поселились русские военные.

* * *

Этой зимой все усилия Шули были направлены на то, чтобы чем-нибудь разжиться и не попасть на общественные работы. И ему это удалось, потому что Йошка Макаи по-прежнему оставался писарем, а после бегства старосты и секретаря этот Макаи и переводчик вершили всеми делами в сельской управе.

Позже, когда организовалось новое сельское правление и батрак Балог стал старостой и секретарем местной ячейки коммунистической партии, а Андраш Рац — судьей и председателем комитета национально-крестьянской партии, Шули Киш Варга не вылезал из управы. Он не гнушался никакими поручениями и, несмотря на свои пятьдесят лет, был у всех на побегушках. Нужно ли было созвать людей на собрание или раздобыть бумагу и чернила, сбегать за ними в лавку или в соседнюю контору — Шули выполнял все с одинаковой готовностью.

Весной 1945 года, когда начали поговаривать о разделе земель графа Сердахеи, Чатари и Шлезингера, ну, и церковные владения, наверное, урежут немного, будущий дележ завладел всеми помыслами Яноша Варги. Обязательные общественные работы в то время уже никому не казались обязательными. Прикарманить чужое добро становилось все труднее и труднее, потому что бежавшие богатеи возвратились на насиженные места и восстановили разобранные заборы; хуторы охранялись работниками (пусть и им кое-что перепадет); одна надежда, что при разделе земли удастся что-нибудь урвать. Правда, в деревне то и дело шептались, что немцы, мол, еще не совсем ушли, что «они уже здесь», «они уже там», «уже слышно, как на Тисе гремят пушки» (на самом деле, это взрывали лед у разрушенного моста). Все эти толки доходили и до переулка Варга. Янош тогда бежал в партийную ячейку или в сельскую управу — послушать радиоприемник, подаренный русскими, и узнавал, что советские войска идут по Австрии, вот они уже в Чехословакии, а вот у самого Берлина. И значит, Иштван Балог прав, говоря, что это просто-напросто на Тисе взрывают лед и что немцы никогда больше не вернутся.

Когда объявили о том, что будет организован комитет по разделу земли, многие не отважились выползти из домов и явиться на собрание: боялись — еще мобилизуют на какие-нибудь общественные работы. Но все же сотни две человек пришло. Избрали председателя — Андраша Раца, потом слово взял Иштван Балог и сказал, что надо выбрать комитет и составить список желающих получить землю, а затем произвести раздел.

Точно бес вселился в Яноша Варгу, он готов был на все, лишь бы пробраться в этот самый комитет, там-то уж наверняка можно будет погреть руки, решил он. Ведь тому, кто у кормушки, всегда что-нибудь да перепадет.

Но он ничего не мог придумать и только постарался пробиться поближе к столу, чтобы быть все время под рукой: вдруг начальству где-нибудь что-нибудь понадобится — он подсобит, просить себя не заставит! Он ел глазами начальство и из кожи вон лез, чтобы обратить на себя внимание: «Видите, я здесь! Я, Янош Киш Варга. Я с вами! Я ваш душой и телом!»

Докладчики рассказали, как смогли, о комитете и приступили к выборам, но никому и в голову не пришло устраивать тайное голосование, составлять список кандидатов или еще что-либо в таком роде. Выбирали так, как привыкли выбирать ночного сторожа или уличного десятского, просто выкрикивая имена.