Избранное

Едва занялся день, намеченный для расставания с островом, меня так славно приютившим, я погрузил в долбленую, легонькую ветку свои пожитки, залил в очаге землянки тлеющие угли, которым не давал угаснуть около месяца, оттолкнулся веслом от берега и стал с великим бережением переправляться через рукав реки. Кто бывал на Енисее, знает, каково в крохотной утлой лодке, вдобавок осевшей в воду по самый краешек бортов, плыть, единоборствуя с могучим течением при помощи игрушечно-легкого двухперого весла! Нужный берег приближается — ох как медленно, всякое дуновение воздуха настораживает. Всего безопаснее охотнику пересекать Енисей в ранний рассветный час, когда тихо и менее всего вероятно, что настигнет порыв внезапно налетевшего ветра.

Благополучно достигнув берега, я стал готовиться к походу вверх по реке. Мне предстояло подняться на тридцать пять километров. К такой дороге готовиться надо тщательно: в далеком утомительном походе всего важнее не сбиваться с раз налаженного ритма движения — будь то гребля, отталкивание шестом, таежная трудная ходьба на лыжах или пешком. Мне предстояло впрячься в бурлацкую лямку.

Чтобы посудина послушно шла вдоль берега, не рыская и не становясь поперек струи, мало привязать бечеву, за которую тянешь ее против течения, точно в надлежащем месте, — много отступя от носа, но не близко от середины посудины, — надо еще и груз распределить равномерно: если отяжелить переднюю часть, ветка будет зарываться носом, если слишком осядет корма, она будет парусить.

Имущества у меня много, и, как увидите, очень ценного. Тут прежде всего ружье и припас к нему, выдаваемый промышленнику под обязательство сдачи пушнины; почти невесомые, но такие драгоценные пачки тщательно упакованных, просушенных, очищенных и расправленных шкурок ондатр, — то, что будет кормить меня часть года и — это не менее важно — утвердит мою славу добычливого охотника, которому отпускают в кредит муку и сахар, выдают добавочные лицензии на выдру и соболя, изредка премируют. Тючок с пушниной требовал особых попечений — его надо было прятать от воды, от шалого ветра! Укладывал я и груду капканов, мотки проволоки, котелок и чайник, рыбачьи сети, провизию, пялки для обработки шкурок, немыслимые куски брезента и обрывки оленьего меха, предназначенные оборонить от дождя и стужи, разные шилья, гвоздочки, дратву, паклю и прочий дрязг для всяких починок, — начиная от одежды и обуви до пробоин и течей в старенькой ветке; были тут и обязательная смена белья, простиранная и выполосканная в озерной водице, запасная кое-какая одежонка, портянки — всего не перечислишь! И все это — заношенное, латаное, ржавое, закопченное и лоснящееся от употребления, задубевшее и полинявшее от дождя, зноя и непогоды, со щербинками, вмятинами, трещинками, грубыми швами, прожженными и протертыми местами, — словом, со следами верного и дружественного служения человеку…

Сколь ни скудными могут показаться эти пожитки, они, в те поры, представляли более или менее все мое земное достояние. Дома, правда, висел на гвозде овчинный полушубок, стояли в углу катанки и камусовые лыжи, а на полке красовалось несколько тарелок и чашек, но именно в капканах, долбленке, снастях и приспособлениях заключались мои возможности промышлять и рыбачить, — то есть жить и дальше мериться с неподатливой судьбой, чуть оборачивая в свою пользу ее предначертания.

Лишь тщательно все уложив, подогнав мешки и узлы один к другому сколь возможно плотно, особо позаботившись о надежном месте для топора — острого и сверкающего, оберегаемого пуще всего на промысле, где без него и делать нечего; еще и еще раз проверив — надежно ли защищены от воды пушнина, патроны и спички, убедившись в прочности петли, какой бечева была привязана к переднему и единственному шпангоуту лодки, я перекинул через плечо лямку, осторожно столкнул лодку на воду и, когда она оказалась на плаву и течение, подхватив, слегка потянуло ее вниз, тронулся в путь.

Идти приходилось у самой воды и следить, чтобы бечева не провисала или чересчур не натягивалась, когда небольшие бухточки или вдававшиеся в реку язычки гальки заставляли отступить от реки или к ней приблизиться. Я то убыстрял шаг, то замедлял, регулируя ход лодки, иногда забирался подальше от воды. Брел я местами и по ней, и это было неприятно, потому что моя обувь — сшитые из невыделанной просмоленной кожи бродни, мягкие и легкие, хоть и не пропускали воду, но, отсыревая, становились дряблыми и скользкими.