— Побойся бога, Амброз! — ужаснулась мать Матуша.
— Ruhe![15]
— кричит переводчик. — Не гаварить! Ruhe!— Was sagt unser Freund?[16]
— спрашивает Риттер с иронией в адрес Амброза.Переводчик по-немецки повторяет сообщение гардиста: этот человек очень хорошо знает дорогу, его отец у партизан.
Эта краткая информация радует оберштурмфюрера.
— Я вижу, что я выбрал именно того, кого надо.
Матуш не понимает. Он лишь чувствует, о чем речь.
Он смотрит на Риттера, на лбу его набухла жила.
— Скажите ему, что я не пойду. Не родился еще тот немец, который заставил бы меня сделать такое.
Переводчик кратко переводит.
— Он утверждает, что не пойдет. И что никто не заставит его это делать.
Риттер внимательно смотрит на Матуша.
Очень долгим, сосредоточенным взглядом.
— Скажите ему, что он ошибается, — говорит он сухо.
Зузка, сокращая путь, бредет по пояс в снегу, напрямик по склону.
Стоящие на посту партизаны уже видят ее. Один из них бежит ей навстречу.
— Что случилось?
Девушка падает в снег, не в силах вымолвить ни слова.
— Немцы?
Зузка кивает.
— Где? В долине?
— У лесника, — с трудом произносит она.
Партизан обернулся и пронзительно свистнул.
Гумно за домом уже в огне.
У стены конюшни — Матуш, раненые солдаты и партизаны; те, что не могут стоять, сидят на снегу.
А напротив, у дома, стоят его мать, жена с ребенком, дед и лесник с женой и тремя детьми.
В середине двора, между двумя группами, — солдаты с автоматами наготове.
Переводчик громким голосом обращается ко всем.
— Командант дает трши минута. Вы мужете гаварить с тем человеком, — показывает он на Матуша, — что он это должен делать. Когда это не помужет, через трши минута будет казнь. Прежде гражданские лица, потом солдаты.
На заснеженном дворе тишина.
Риттер взглянул на часы, закурил сигарету.
И вдруг крики: громкие, приглушенные, отчаянные.
— Иди! Ради бога! Покорись! Мы подохнем из-за тебя. Все!
— И женщины, и дети!
— Я не хочу умирать, браток!
Матуш слушает сгорбившись, словно окаменев от горя.
— Зря пойдешь! — воскликнул дед. — Все равно они нас прикончат… после всего.
— Старик прав!
— Не ходи, Матуш!
— Держись!
От конюшни ковыляет солдат, который кричал, что не хочет умирать.
— Я… я пойду! Я покажу дорогу!..
Переводчик быстро переводит. Риттер отрицательно качает головой.
— Командант гаварить… должен это делать он. Он… и ни один другой.
— Он не хочет… я хочу! — кричит солдат. — Так почему же, ради господа бога?..
Переводчик указывает на Матуша.
— Он там иметь отца. Отец не будет стршилять, когда нас ведет его сын.
Он смотрит на часы.
— Една минута… и конец.
Душераздирающий крик, от которого мороз пошел по коже.
— Матушко! Не погуби!
Жена лесника упала на колени.
— Ради господа святого, смилуйся… не губи моих детей!
Что-то шевельнулось даже в душе Амброза.
— Хотя бы детей, если можно…
— Теперь вы молчать! — прошипел переводчик.
Внезапно — абсолютная тишина.
Только кони в конюшне отчаянно ржут, напуганные огнем.
Матуш почти не дышит.
Живут лишь его глаза.
Он смотрит на жену лесника, которая стоит на коленях в снегу, обнимая детей, прижимая их к себе.
Он смотрит на свою жену: по лицу ее текут слезы.
На своего сына смотрит, на сына, которого держит на руках жена.
И на свою мать.
Ее лицо строго, замкнуто: оно словно отмечено уже печатью смерти.
Риттер взглянул на часы.
И поднял руку для первой команды.
Солдаты поднимают автоматы, целясь в обе семьи.
От стены конюшни истошно кричит хриплый голос:
— Родную мать убиваешь… ты, зверь!
Матуш падает в снег.
— Я пойду… поведу… не стреляйте… я иду… да… да!
Риттер опускает руку.
Солдаты опускают оружие.
— Как видно, и у неполноценной расы существует сильный инстинкт самосохранения, — роняет Риттер переводчику, отбрасывая сигарету. — Так же, как у животных.
Матуш лежит лицом вниз, судорожно впиваясь пальцами в рассыпчатый снег.
Партизаны недвижно, прижавшись к деревьям, выжидают.
Среди них отец Матуша и сержант Балог с Чиликом.
Капитан Федоров в бинокль наблюдает за долиной: в поле зрения появляется лесная дорога.
А потом — люди.
Матуш и немцы; они уже вышли из леса и идут на покрытый снегом луг.
Федоров жестом подзывает отца Матуша.
— Смотри, — и подает ему бинокль.
Сейчас это увидит и отец: своего сына Матуша — как он ведет немцев против них.
У Матуша связаны руки, за ним идет офицер с пистолетом.
— Боже мой, что же они с ним сделали! — вырвалось у отца.
— Они способны на все.
Федоров хмурится. Ситуация критическая.
— Когда они подойдут ближе и будут под нами, мы можем перестрелять их всех. Но убьем и твоего сына…
Глаза отца умоляют.
— Его принудили… Наш Матуш никогда бы… клянусь! Может, он хотел спасти людей, которые в усадьбе… или, может…
— Сейчас не время для разговоров, — прервал его Федоров, приложив бинокль к глазам.
Лицо его посерело.
— Вы будете… мы будем… стрелять?
Капитан молчит.
— Ждать приказа, — говорит он наконец. — И пока не стрелять.
Отец подбегает к ближайшим деревьям.
— Ждать приказа! Пока не стрелять!
Он обходит всех, от дерева к дереву, передавая приказ.