Избранное

А ну, Васак, или там Айказ, покажи этим городским шалопаям свое искусство. Играть на дудке умели почти мы все, но утереть нос этим заморышам могли только Васак и Айказ. Вы только послушайте, когда простая камышовая дудочка в руках Айказа. Нет, лучше Васака. Нехитрый инструмент дудка-камышина с дырочками на округлой, гладкой ее поверхности, а подуешь в эту камышину, переберешь пальцами дырочки — такая музыка. Если, конечно, она в умелых руках. В руках, скажем, того же Васака, или даже Айказа, который чуть похуже Васака играет.

Ну что на это скажете, несчастные гимназисты, селедки-мелетки. Есть чем поживиться и у нас, деревенских. Наслаждайтесь и вы нашей музыкой. Не жалко.

Это верно, как ни бодрись, гимназисты кое в чем нас превосходили, но ведь и мы не лыком шиты. Не раз, не два эти городские неженки, сталкиваясь с нами, попадали в затруднительное положение, заканчивающееся позорным бегством. Но круглое диковинное стекло с волшебной силой прожигать все, что подставишь под него. Такое чудище. Подставишь руку — так и жжет. И не только руку. Дерево может прожечь насквозь — вот какое это стекло.

Ах мне эти гимназисты. Они всегда найдут, чем перещеголять нас.

_*

Так уж повелось: пришли гимназисты, мы, вся нгерская ребятня, — вместе. Никаких драк. Будто волос закопали — друзья. Какие могут быть драки между нами, если пришли гимназисты, разные городские задаваки, по которым скучали наши кулаки!

В одной потасовке с гимназистами мы захватили двенадцать кизиловых палок. По условию «войны», трофеи должны быть преданы огню. Но мы, против обыкновения, не сожгли их. Это были необычные палки. На них были намертво выжжены красивые узоры.

— Это работа выжигательного стекла, — определил Аво, грустно посмотрев на нас.

— Оно будет нашим, — заверил Сурик, не на шутку загоревшись своей очередной фантазией.

— Не иначе, ты добудешь его, — заметил Аво с едва скрытой насмешкой.

Но Сурик не заметил этой усмешки.

— А что? Надо будет — и кулаки пустим в ход. Стеклышко стоит того, чтобы за него померяться силами, — храбро предложил Сурик, все больше загораясь.

Рыжий Айказ, подумав, сказал:

— Давайте обменяем палки на стекло. Баш на баш. На них такие рисунки! К тому же не на улице их подобрали. Как-никак трофеи. Гимназисты не захотят, чтобы мы всенародно предали их огню, сожгли на глазах у всего села.

Васак-Воске-Ксак косо посмотрел на Айказа:

— Вижу, братец, ты недалеко от Сурена пошел. Общество нашего фантазера впрок пошло тебе, немного свернулись мозги набекрень. Держи карман шире — гимназисты глупее нас, так и дадут себя обвести, сменяют тебе эти палки, пусть они трижды трофеи, на волшебное стекло!

Гимназисты, дознавшись о наших вожделениях, пуще заважничали, больше задирали носы. При встрече посмеивались даже:

— А когда палки будут гореть? Интересно же будет смотреть на работу варваров начала двадцатого века. Сжигать произведения искусства!

Из всех этих слов мы только и поняли, что жечь палки с рисунками не стоит, большой грех берем на души. И не сожгли. Мы все-таки надеялись на благоразумный исход, что когда-нибудь эти упрямцы образумятся, добровольно уступят нам стекло взамен трофейных кизиловых палок, которые к тому же произведения искусства.

Но гимназисты и не думали образумиться.

— А насчет обмена и не надейтесь. Не видать вам стекла, как собственных ушей, — не преминули они заметить при встрече.

Аво явно приуныл, но сказал с выразительной угрозой в голосе:

— Это вы серьезно, селедки? Смотрите, слово дали. Как бы не пришлось потом прикусить язык.

_*

Откормленные быки пара за парой, помахивая хвостами, тянут плуг. Такое больше нигде не встретишь. Ни у дяди Мухана, ни даже у Согомона-аги. Настоящий железный плуг с белым, как солнце, лемехом и таким же блестящим отвалом. Его привезли в прошлом году, и с тех пор он вволю пашет. Но смотрите: чем больше он пашет, тем ярче сверкает. Вот плуг зацепился за корень, его чуточку вытолкнуло вверх — и хоть зажмурься. Прямо из борозды, словно сквозь щелочку в облаках, брызнул кусочек солнца. Плуг снова погрузился в землю, и кусочек солнца погас. Зато на поворотах, повернутый набок, он горит вовсю, только смотри.

Это усадьба Вартазара. Здесь с раннего утра дотемна кипит работа.

В этот день мой отец был на корчевке. Вместе с ним трудились десятки односельчан — должников Вартазара. Работал здесь и Савад, отец Сурена.

Отец ворочал камни с такой легкостью, будто они картонные. Я смотрел на отца и видел себя в будущем. Только я жену бить не буду. А так хотелось, чтобы я стал таким сильным, как отец. И чтоб и у меня камни ворочались в руках как картонные.

Раздвинув ветки дикой алычи, я любуюсь отцом.

Отец мослатый и жилистый, с большими цепкими руками, коричневыми от загара. В особо жаркие дни, когда он скидывал рубаху, можно было видеть его могучую грудь, заросшую волосами, сильные плечи.

Так и кажется: если подойти и постучать по его мускулам, то они зазвенят, как железные.

Отец часто помогает другим. Кому подсобит выдрать корень из земли, кому камень сдвинуть с места, кому приладить ношу на спине.