Васак из-под ладони — солнце било в лицо — посмотрел на них.
— Не я буду, если это не межевые знаки валяются, — определил Васак.
— Они, — подтвердил я. — Точно такие же, как у нас: толстые, с острыми концами.
— Видать, и здесь богачи лютуют, если межевые знаки повытаскивали из земли…
Мы вошли в лес. Деревья еще не были голы, кое-где суетились даже птицы. Я срезал еще гибкую лесовину, очистил ее от веток и сучков. Васак сделал то же самое. Теперь у нас есть чем погонять ослов. Но ослы и так бодро семенили под ношей.
Кусты дубняка и молодой орешник царапали вьюки. Густые заросли угрожающе загораживали путь. Меня стал разбирать страх за судьбу наших глиняных щеголей в мешках — они могли разлететься на куски от самого легкого удара о дерево. Я посмотрел на Васака. Каждый раз, когда надвигалась беда, он весь сжимался. Вся его фигура добросовестно отражала и беду, в какую мы попадали на заброшенной тропинке, и законный страх, какой внушает лес.
Какой-то зверек, шурша листьями, метнулся прочь. Пробежал и спрятался за кустом.
Храбрясь, мы переглянулись, посмеялись. Такое уже однажды мы испытали, когда отправились смотреть «шахту» дяди Шаэна. Но там был всезнайка Саша, и мы стеснялись его, не выдавали страха. Он бы нас высмеял. Саши здесь нет, но мы все равно стесняемся признаться, что нам страшно. А вдруг откуда-нибудь выскочит волк. Или медведь. В наших лесах чего только не водится.
Дорога, неожиданно вырвавшись из леса, побежала по косогору, залитому солнцем. Все повеселело кругом. И ослы зашагали резвее, и мы приободрились, радуясь тому, что миновали лес, полный опасностей. Мы чувствовали бы себя совсем хорошо, если бы точно знали, что идем в Шушу. Но уверенность в этом постепенно нас покидала. К тропинке, по которой мы шли, сходились все новые и новые тропы, потом они веером разбегались по сторонам. Поди разбери, которая из них ведет в Шушу!
— Если мы заблудились, — впервые высказал вслух свои опасения Васак, — то лучше нам сразу вернуться домой.
— После такого позора я на глаза деду не покажусь! — заявил я решительно.
А тропы впереди все разбегались.
Тогда мы целиком положились на своих вислоухих друзей, предоставив ослам самим выбирать дорогу, позабыв, что эти несчастные животные не только глупы, но и упрямы. Из всех тропинок они обязательно выбирали ту, которая шла под уклон.
Вскоре пришлось убедиться, как верна поговорка: «Кто избирает себе в советники осла, сам осел». На развилке дорог мы остановились, не зная, куда двигаться дальше.
Впереди показались фигуры двух спускавшихся по крутизне людей.
— Давай спросим, — предложил Васак.
— Давай.
Спутники подошли ближе, и мы могли разглядеть их. Один был мальчик в большой папахе, закрывающей ему лоб до самых глаз, другой — рослый мужчина, по-видимому его отец.
Мальчик шел впереди, ведя за собой мужчину как слепого. У обоих в руках было по большому посоху. Сомнений не было — путники были нищие. Они шли нам навстречу, и мы вскоре поравнялись с ними.
— Что везете, мужики? — спросил старший.
— Ударишь раз — ничего! — ответили мы бойко, как подобает отвечать заправским гончарам.
У слепого нищего вдруг открылись глаза.
— Ого, кого я вижу! — всплеснул он руками. — Вот поистине: гора с горой не сходится, а человек с человеком — всегда.
Нас точно громом сразило: не привидение ли это?
— Откуда взялся, дядя Шаэн? Ты же бежал, — первым оправился от охватившего нас оцепенения Васак.
— Бежал? — удивился Шаэн. — Зачем мне бежать, парень? Я по своей земле хожу, каждый куст — мне дом, каждый работник — и сват и брат. Пускай богачи бегут от меня, от тебя. Вот как!
Только сейчас я хорошо разглядел Шаэна. Он был в лохмотьях и рваных трехах.
— Ты теперь нищий, дядя Шаэн, да? — спросил Васак.
— Нет, зачем же? Я угольный король! Вы же были у меня на шахте. Вот и мой компаньон.
В мальчике-поводыре мы узнали Сашу, его сына. Саша тоже узнал нас, глаза его засветились радостью.
— В Шушу на продажу везете, да? — спросил он, с нескрываемой завистью осматривая большие вьюки на ослах.
— Да, дорога проторенная, — неожиданно заявил Васак, — не впервые нам по торговым делам бывать в Шуше.
— Выходит, вы уже настоящие гончары! — окончательно умилился Саша.
— Настоящие, — подтвердил я.
Теперь и я заважничал, видя, как Саша сгорает от зависти.
— А где же ваши коровы? Вы ведь пастухами были? — вдруг спросил Саша.
Вопрос был так неожидан, что я только хмыкнул. Васак тоже замялся, и всю его заносчивость как рукой сняло.
— Зачем старые раны бередить? — вмешался Шаэн. — Стада их там же, где наша шахта. Давайте лучше поговорим о другом…
Он достал из Сашиной торбы клочок бумаги и огрызок карандаша, хотел что-то написать, но раздумал.
— Передайте дяде Саркису на словах, — сказал Шаэн, — в четверг на старом месте. Так и передайте, он поймет.
На дороге, с той стороны, откуда появились Шаэн с сыном, раздался едва уловимый цокот копыт.
Шаэн настороженно прислушался. Саша съежился. Лицо его стало хмурым.
— Ступайте, ребята, — сказал Шаэн. — Только смотрите, ни слова о том, что вы меня видели.