Читаем Избранное полностью

Поощрения, разумеется, весьма будут необходимы; однако раздавать их бездельникам не след, и даже нельзя допускать, чтоб они обращались с просьбами о таковых, ибо если награда за добродетель достанется пороку, князь или республика лишится большей части своего достояния, а металл, послуживший наградой, обесценится, как фальшивая монета. Как достойному, так и недостойному в равной мере не должно ожидать награды: первому надлежит получить ее тотчас же, второму – никогда. Лучше потратить золото и алмазы на тюремные решетки, дабы упрятать за них преступников, чем попусту тратить ценности сии на знаки воинской славы и раздавать их лодырям и злодеям. Рим отлично понимал это, и посему ветвь лавра или дуба служила наградой за боевые раны, кои числом своим могли поспорить с листвой на сих ветвях, и венчала завоевателей городов, провинций и царств. Советников по делам государственным и военным следует подбирать среди людей отважных и многоопытных, преимущество отдавая тому, кто проливал и не щадил кровь свою, а не тому, кто кичится родословной и предками. Ратные же заботы поручить надлежит тем, в ком доблесть сочетается с удачливостью, причем удачливости надлежит оказывать предпочтение перед доблестью. Такой совет дает и Лукан:

…Fatis accede, Deisque, Et cole felices, miseros fuge.[365]

Строки сии я всегда перечитываю с восхищением и, как бы со мной ни спорили, ставлю замечательного поэта, искушенного в делах политических и военных, превыше всех поэтов после Гомера.

На должности судейские надо избирать людей ученых и бескорыстных. Тот, кем не движет корысть, не поддается пороку, ибо порок подстрекает корысть, продаваясь ей. Им следует знать законы и только законы, не более того, и требовать подчинения закону, а не подчинять закон себе. Только так можно спасти правосудие. Я сказал. Теперь говорите вы, что имеете предложить и какие меры находите желательными и разумными.

На этом он умолк. И поелику в толпе собрались люди всех народов и языков, поднялся столь разноголосый и нестройный говор, словно в великой сумятице созидалась башня вавилонская. Ни один не понимал другого и сам не был понят никем. Злоба и споры кипели как в котле, а искаженные лица и судорожные движения придавали собравшимся сходство с полоумными или одержимыми.

В это время кучка пастухов, одетых в овечьи шкуры и препоясанных пращами, что можно было скорее вменить им в вину, нежели считать оправданием, потребовала, чтобы их выслушали в первую голову, не медля ни мгновения, ибо у них взбунтовались овцы, жалуясь, что пастухи под предлогом того, что охраняют их от волков, которым случается съедать от времени до времени какую-нибудь овцу, стригут, обдирают, убивают и продают их, и притом зараз, всем скопом. Коль скоро волки зарезают одну, две, от силы десять или двадцать овец, пусть уж лучше волки охраняют их от пастухов, нежели пастухи от волков: от голодного врага скорее дождешься пощады, нежели от алчного сторожа; с каковой целью овцы, вкупе со сторожевыми псами, повели следствие против пастухов. Все тотчас поняли: дело ясное! Овцы в дурах не останутся, коли своего добьются. Тут всех застиг Час, и одни, разозлившись вконец, кричали: «Давай нам волков!», «И без того кругом одни волки!», «Хрен редьки не слаще!», «Куда ни кинь, все клин!» Много было и таких, что ни с кем не соглашались. Тут в спор замешались законники и, дабы угомонить толпу, заявили, что вопрос сей важный и нуждается в долгом рассмотрении, а посему нужно отложить решение и тем временем помолиться об успехе дела в священных храмах. Французы, услышав это, воскликнули:

– Если уж дошло до храмов, мы пропали! Как бы не постигла нас участь совы, которая, занедужив, обратилась за помощью к лисе да сороке, почитая первую весьма ученой, а вторую искусной во врачевании, ибо видела ее на дохлом муле. Сове ответили, что нет ей иного спасенья, кроме храма, и на это она сказала: стало быть, мне конец, коли исцелить меня могут только храмы, ибо я же погрузила их во тьму, утолив жажду маслом святых лампад, и не осталось ни одного алтаря, коего я бы не загадила.

Монсиньор, возвысив голос, сказал:

– Французские совы, сравнение сие как нельзя лучше к вам подходит, и мы советуем припомнить как вам, так и всем живущим за счет святынь, что рассказал Гомер о мышах, кои воевали с лягушками и взмолились к богам о помощи, а те отказали, ибо мыши отгрызли кому руку, кому ногу, кому украшение, кому венок, а кому и кончик носа, и не было ни единого изображения божества, которое не носило бы следов мышиных зубов. Отнесите же к себе сей пример, мыши – кальвинисты, лютеране, гугеноты и реформаторы, и посмотрите, кто из небожителей придет нам на помощь.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Опыты, или Наставления нравственные и политические
Опыты, или Наставления нравственные и политические

«Опыты, или Наставления нравственные и политические», представляющие собой художественные эссе на различные темы. Стиль Опытов лаконичен и назидателен, изобилует учеными примерами и блестящими метафорами. Бэкон называл свои опыты «отрывочными размышлениями» о честолюбии, приближенных и друзьях, о любви, богатстве, о занятиях наукой, о почестях и славе, о превратностях вещей и других аспектах человеческой жизни. В них можно найти холодный расчет, к которому не примешаны эмоции или непрактичный идеализм, советы тем, кто делает карьеру.Перевод:опыты: II, III, V, VI, IX, XI–XV, XVIII–XX, XXII–XXV, XXVIII, XXIX, XXXI, XXXIII–XXXVI, XXXVIII, XXXIX, XLI, XLVII, XLVIII, L, LI, LV, LVI, LVIII) — З. Е. Александрова;опыты: I, IV, VII, VIII, Х, XVI, XVII, XXI, XXVI, XXVII, XXX, XXXII, XXXVII, XL, XLII–XLVI, XLIX, LII–LIV, LVII) — Е. С. Лагутин.Примечания: А. Л. Субботин.

Фрэнсис Бэкон

Европейская старинная литература / Древние книги
Тиль Уленшпигель
Тиль Уленшпигель

Среди немецких народных книг XV–XVI вв. весьма заметное место занимают книги комического, нередко обличительно-комического характера. Далекие от рыцарского мифа и изысканного куртуазного романа, они вобрали в себя терпкие соки народной смеховой культуры, которая еще в середине века врывалась в сборники насмешливых шванков, наполняя их площадным весельем, шутовским острословием, шумом и гамом. Собственно, таким сборником залихватских шванков и была веселая книжка о Тиле Уленшпигеле и его озорных похождениях, оставившая глубокий след в европейской литературе ряда веков.Подобно доктору Фаусту, Тиль Уленшпигель не был вымышленной фигурой. Согласно преданию, он жил в Германии в XIV в. Как местную достопримечательность в XVI в. в Мёльне (Шлезвиг) показывали его надгробье с изображением совы и зеркала. Выходец из крестьянской семьи, Тиль был неугомонным бродягой, балагуром, пройдохой, озорным подмастерьем, не склонявшим головы перед власть имущими. Именно таким запомнился он простым людям, любившим рассказывать о его проделках и дерзких шутках. Со временем из этих рассказов сложился сборник веселых шванков, в дальнейшем пополнявшийся анекдотами, заимствованными из различных книжных и устных источников. Тиль Уленшпигель становился легендарной собирательной фигурой, подобно тому как на Востоке такой собирательной фигурой был Ходжа Насреддин.

литература Средневековая , Средневековая литература , Эмиль Эрих Кестнер

Зарубежная литература для детей / Европейская старинная литература / Древние книги