Избранное

О, всемогущий господь! С каким гвалтом напустилась тут вся свора французишек на монсиньора! Буйный лагерь Аграманта[366] показался бы тут обителью девственниц-весталок. Разнимать их было опасно, того гляди сам попадешь в переплет. Наконец драчунов усмирили, но глотки им не заткнули, и каждый отправился восвояси, громко сетуя на свою долю и беснуясь, что не удалось сменять ее на чужую.

Внимательно следили боги за земными делами, и наконец Солнце промолвило:

– Час подходит к концу, тень от стрелки моих часов вот-вот коснется цифры пять. Превеликий отец всего сущего, решай, пока еще длится Час: должна ли Фортуна действовать далее, или надлежит ей вновь пустить свой шар по привычным дорогам?

Юпитер ответил:

– Подметил я за этот час, когда всем было воздано по заслугам, что тот, кто в бедности и ничтожестве был смиренным, чертовски заважничал и занесся; тот же, кто жил в почете и богатстве и по сей причине был распутником, тираном, наглецом и преступником, обрел раскаяние, удаление от суеты мирской и милосердие, познав нужду и унижение. Таким образом получилось, что люди порядочные обернулись плутами, плуты же, напротив, порядочными людьми. Удовлетворить жалобы смертных, кои чаще всего сами не знают, чего хотят, можно и за столь недолгий срок, ибо слабость их такова, что тот злодействует, у кого есть на то возможность, и притихает тотчас, едва сию возможность у него отнять; однако оный отказ от злодейства отнюдь нельзя счесть раскаянием: унижение и бедность обуздывают смертных, но не исправляют их, а обретенные почет и богатство побуждают их совершать поступки, кои они извечно бы совершали, кабы извечно жили в богатстве и почете. Пусть же Фортуна гонит колесо и шар по древним колдобинам, неся мудрецу уважение, а безумцу – кару, мы же поддержим ее своим непогрешимым предвидением и безошибочным предведением. Да примет каждый то, что уделяет ему Фортуна, ибо одарила она или обошла, в том нет зла, а есть только польза как для того, кого она осыпала благами, так и для того, кого она презрела. Пусть тот, кто использует дары ее себе во вред, пеняет на себя, а не на Фортуну, ибо она в беспристрастии своем чужда коварства. Ей же дозволено будет пенять на смертных, кои обращают во зло ее милости и страдания и клевещут на нее, осыпая проклятиями. Тут пробило пять часов, и на том пришел конец Часу воздаяния.

Фортуна, возрадовавшись словам Юпитера, завертела колесо свое в обратную сторону, перепутала все нити забот мирских, распустила те, что были дотоле намотаны, и, став твердой ногой на шар свой, пустилась скользить по воздушным равнинам, будто по гладкому льду, пока не оказалась на земле.

Вулкан, бог-кузнец, искусник выбивать дробь молотом по наковальне, сказал:

– Жрать охота! Намедни пек я в своей кузне две связки чесноку, хотел позавтракать с циклопами, да второпях там и оставил.

Всемогущий Юпитер велел, не мешкая, собрать на стол. Тотчас же Ирида с Гебой притащили нектар, а Ганимед – кувшин с амброзией. Юнона, завидев, что Ганимед, не теряя времени, присоседился к ее супругу, а тот так и пожирает глазами виночерпия, позабыла о вине и зашипела, подобно дракону либо аспиду:

– Или я, или этот развратный мальчишка! Обоим нам на Олимпе тесно! Ужо пойду к Гименею за разводом!

И если б орел, которого оседлал юный прохвост, не дал тягу вместе с седоком, она бы живо выщипала у него все перья. Юпитер собрался было раздуть пламя своей молнии, как получил от Юноны:

– Вот как отберу у тебя молнию да сожгу живьем поганого пащенка!

Минерва, рожденная из мозга Юпитера (не увидеть бы сей богине свет, будь он астурийцем), постаралась успокоить Юнону ласковыми словами, Венера же, гадюка, вздумала распалить ее ревность и разоралась, как зеленщица, ругая Юпитера на все корки. Меркурий тоже всласть поработал языком, уговаривая всех примириться и не портить небесного пира. Марс, как истый покровитель жуликов и выпивох, при виде бокалов с амброзией воскликнул:

– Это мне-то бокалы? Пусть из них пьет Луна да вон те занюханные богини!

И, смешав Нептуна с Бахусом,[367] выхлестал обоих в два глотка; засим, ухватив Пана, отрезал от него добрый кус, вмиг освежевал его стадо, нанизал овец на меч, как на вертел, и давай уплетать овцу за овцой, только за ушами трещало. Сатурн перекусил полдюжиной своих сыночков. Меркурий с шапочкой в руках пошел ластиться к Венере, которая пригоршнями упихивала себе в рот витые булочки и сухое варенье. Плутон вытащил из котомки пару ломтей жареного мяса, упрятанные туда Прозерпиной на дорогу; завидев это, голодный Вулкан тотчас приковылял вперевалку, отвесил поклон-другой, надеясь за счет учтивости пообедать на даровщинку, набросился на жаркое и громко зачавкал.