Избранное

«Что они могли там нарисовать? — успокаивала себя Галя. — Подумаешь! Наплевать!»

Но тревога и дрожь не проходили. Она даже не думала, что это так ее заденет. Как нарочно, народу набилось много. Галя выписывала квитанцию за квитанцией с раздражением, которое, она знала по опыту, к добру не приводит. Но ей ненавистны были сейчас душные, нечистые, чужие вещи, которые она брала в руки.

К счастью, сторож не запоздал. Она закрыла магазин и бросилась к автомату.

— Мама, возьми Тимку из яслей.

— Что ты со мной делаешь, — закричала в телефон мать, — сколько раз я тебя просила: предупреждай заранее. Я только что с работы, обед еще не готов, а Петр Васильевич сейчас придет…

— Обойдется твой Петр Васильевич, — прервала ее Галя и бросила трубку.

Некому сказать о своей обиде. Некому пожаловаться.

«Уйду с работы, — думала Галя, — ни одной минуты не останусь».

Автобус был набит. Галю сдавили, оторвали пуговицу на пальто. Пуговица упала, и поднять ее оказалось невозможно. Галя изо всех сил ударила локтем толстого гражданина. Она приготовилась наговорить ему бог знает что, но он обернул к ней пухлое лоснящееся лицо и удивленно спросил:

— Гражданка, за что же?

Тогда Галя чуть не заплакала. Она знала, что заявление не подаст, с работы не уйдет, не так это все просто, особенно теперь, когда есть Тимка. Она знала также, что есть за ней грехи — последнее время она несколько раз опаздывала на работу. Может ли быть точной женщина, если она одна с маленьким ребенком? В последнюю минуту перед уходом он может запачкаться, надо его вымыть, переодеть — вот вам пятнадцать минут опоздания.

И не только это. Галя бывает несдержанна на язык с клиентами. Она не ангел, а среди клиентов попадаются такие, что и ангела выведут из терпения.

Но что же делать, что теперь делать?

Человек в автобусе поднял глаза от книги, увидел женщину и уже не отрывал от нее взгляда. Он не подумал — «хорошенькая» или «симпатичная», он просто смотрел и смотрел на ее широко расставленные глаза, чуть запавшие щеки, поднятые к вискам брови.

Галя заметила это внимание. Да, вот так иногда мужчины от нее шалеют. В другое время она хоть улыбнулась бы ему. Сейчас ей не до этого. Олух, догадался бы место уступить. Он точно подслушал ее мысли и сделал единственное, что мог для этой усталой женщины, — уступил ей место, хотя это было не в его правилах. Пусть она отдохнет.

На фабрике с острым, въедливым запахом химических растворов в этот час работал только основной цех.

В длинном коридоре было тихо. Рабочий день канцелярии и бухгалтерии кончился. Свежая стенгазета ярко выделялась на серой стене. Галя прежде всего увидела позорящую ее карикатуру.

Женщина с модной взбитой прической, в узком клетчатом платье большими ножницами срезала пуговицы с мужского пиджака. Стоящий рядом молодой человек типа «стиляга» протягивал ей рублевку. За ним в очереди стоял другой, тоже с костюмом, утыканным пуговицами. Внизу подпись: «Грязное пятно частной инициативы». И все. Где сказано, что это она?

Никогда Галя не брала за это деньги. Да что они, с ума сошли?

Она обернулась, но никого вокруг не было, только громко тикали часы. Галя снова и снова всматривалась в пестро раскрашенную картинку. Желто-белое клетчатое платье, черное гнездо прически, растрепанные прядки на лбу…

Да, конечно, она иногда это делала. Но не за деньги.

«Гражданин, с костюма надо спороть все пуговицы. На стене инструкция висит. Неграмотных, кажется, нет. Возьмите лезвие, сядьте к столику и отпорите».

Редко какой отпорет аккуратно. Почти каждый норовит отхватить пуговицу с мясом. И, если не бывало очереди, Галя срезала пуговицы сама.

Один раз, только один раз какой-то гражданин, получая костюм, вручил ей флакончик духов. И то она не хотела брать.

Лучше бы ей не стараться, от этого одно только горе. И знакомство с Анатолием началось с того, что он не взял пуговиц, а заявил: «Вы отпороли, вы их и обратно пришьете». Может быть, они и на это намекают?

На карикатуре «стиляга» был изображен со спины.

«Небольшого роста, — подумала Галя, — постарались, гады».

Теперь она заметила, что всю газету обновили — нарисовали новый заголовок, где дымящиеся корпуса заводов сочетались с напористым трактором и рабочий в замасленной спецовке стоял рядом с женщиной, одетой в модное пальто, — деталь, призванная отразить специфику производства.

Это еще больше уязвило Галю.

«Постарались…»

Кто же это такой прекрасный художник? Наверное, инженер-технолог, он всегда оформляет газету. А уж материал доставил новый заместитель директора Буримов, никто другой. Он прошлый раз явился на пункт именно в ту минуту, когда Галя помогала какому-то парню. Видимо, ему в голову не приходит, что человек может работать бескорыстно. Гале представилось, как наутро возле этой газеты столпятся люди, будут называть ее имя, хохотать.

Галя дрожала от гнева и отчаяния. Она знала, что это состояние можно подавить, собраться, взять себя в руки, проглотить тяжелый комок в горле.

Но легче, гораздо легче поддаться, закричать, швырнуть что-нибудь на пол, наделать глупостей, разбить эту тяжесть.