Избранное

— Почему рабочий столик у вас здесь намечен? Он проход загораживать будет. Вот где его место. Тут и барьер можно сделать.

— Обдумаем, — согласился Антон Львович.

Иногда заведующий «отлучался по делам». Он вдруг сообщал это Гале с чрезвычайно строгим видом, неторопливо натягивал пальто и, выйдя за дверь, стремительно перебегал улицу, где у автобусной остановки его ждала кругленькая девушка с подведенными и загнутыми кверху ресницами.

Через некоторое время Антон Львович возвращался и сухо предлагал Гале:

— Если вам понадобится отлучиться по делу, имейте в виду, возможность всегда найдется.

Отлучаться Гале было некуда. После телефонного разговора Анатолий встретился с ней вечером на улице. Он отказался войти в дом. Его интересовали только квартирные дела: «Ты не представляешь себе, как нужен мне этот обмен».

«Все готов сделать ради матери», — думала Галя.

От депутатской комиссии Анатолий многого не ждал.

— Еще одна инстанция. Захоти этот Крачевский — и без комиссии обошлось бы. Они там такие дела делают — будь спокойна.

Галя точно знала, что никаких «дел» Александр Семенович не делает. Ей достаточно было вспомнить его лицо, его неожиданно добрую улыбку. Но этого Анатолию не объяснишь. Она сказала грубо:

— Да кто ты ему, чтоб он так уж рвался тебе помочь?

— Вот именно, — вздохнул Анатолий, — но что ж делать? Утопающий за все хватается.

Так и кончилась эта встреча. И Галя опять сгоряча решила, что теперь она первая ни одного шага не сделает, что пора прекратить эту петрушку, что Анатолий ей совсем не нужен. Но прошло три дня, и она снова оправдывала его. Она вспомнила, какой он был усталый, понимала, что у него какие-то неудачи.

«В конце концов, он не виноват, что не может меня полюбить. Уж скорей это я виновата».

В одно раннее утро, когда особенно холодно выходить в темноту к людной автобусной остановке, Александр Семенович догнал Галю на лестнице и сказал, что среди документов Салтанова нет справки о болезни матери. Справку хорошо бы принести завтра, потому что через два дня соберется депутатская комиссия.

Тимка, закутанный до носа, изо всех сил выворачивался из рук матери, требуя, чтоб Александр Семенович обратил на него внимание. Но Галя торопилась. По утрам у нее времени бывало в обрез. Хорошо еще, в автобус ее с Тимкой пускали с передней площадки. Но в теплом метро Тимку надо было развернуть, а при выходе снова закутать, и, только сдав его в ясли, Галя ненадолго чувствовала себя легкой, как птица. Даже странно думать, что когда-то ее ничто не связывало. Никакой ответственности за маленькое существо, никаких забот, никакого Тимки. Удивительно, как она жила без него!

Вот опять ей надо позвонить Анатолию. Невыдуманно надо. Но на стройке его не поймать, в конторе он не сидит, домой придет поздно, а справка нужна завтра. Можно сказать по телефону его матери. Интересно, какая она? Голос молодой: «Толик, детка, тебя спрашивают». Но, может быть, по телефону неудобно? Там ведь какие-то недобрые отношения с соседями. Старушка начнет спрашивать, что за справка, да для чего, да как.

И тут Галя подумала: «А что, если пойти? Пойти посмотреть на Тимкину родную бабушку, понять, почему она так не хочет, чтоб ее сын обзавелся семьей, увидеть, как живет Анатолий. Ведь такого случая никогда больше не представится».

Как-то давно, в самом начале их отношений, Анатолий привел ее в старый бревенчатый дом. В комнате стоял нежилой холодный дух. По-дачному затопили печку дровами. Из пыльного дивана во все стороны торчали пружины. Рассохшийся стол раскачивался, как качели. Было совершенно ясно: в этой комнате давно никто не живет. А в настоящем доме у Анатолия Галя никогда не была. Почему бы ей не пойти? Она отлично понимала, что Анатолию это не понравится. Представила себе, как он презрительно сощурит глаза, когда узнает, что она приходила к его матери. На что ей это надо! К черту! Пусть они запоздают со своей справкой, ей-то какое дело. У нее своих забот хватает.

Галя разбирала квитанции, когда на пункт пришел Буримов. Он явился величественно-хмурый и сразу прошел во вторую, складскую комнату. Антон Львович последовал за ним. Галя встала в дверях — у стойки клиент рассматривал вычищенный костюм.

— Это кто же такое безобразие допустил? — мрачно спросил Буримов.

— Здравствуйте, — сказала Галя, — что вы имеете в виду?

Буримов посмотрел на нее:

— Я поприветствовал вас, когда вошел, товарищ Акинина.

— Простите, я не заметила.

Галя взмахнула колоколом клетчатой юбки, перешла к прилавку и завернула костюм. Она слышала голос Буримова:

— Это почти в центре города, столицы, понимаете, грязную тряпку повесили. Тут иностранцы ходят, туристы, понимаете, а вы что учинили?

Антон Львович держался достойно. Он пытался отстаивать свою точку зрения. Набрав воздуху, он начинал говорить, но его тут же обрывал ничего не слушающий, непробиваемый Буримов.

— Неожиданная, впечатляющая реклама приковывает внимание, — внушал Антон Львович.

— На витрину человек должен смотреть с удовольствием, вроде как на картину. Для этого мы художников привлекаем.