Избранное

Оник с досадой махнул рукой. Не так надо было спрашивать. Сколько платил — вот правильная постановка вопроса.

— Не платил, — решительно ответил Арменак.

— Значит, совсем бесплатно получил?

Арменак молча смотрел в землю.

Затянувшееся молчание прервал равнодушный голос Амо Бекояна:

— За трактор немного давал?

Арменак оживился:

— За трактор давал.

— Сколько?

Арменак опять опустил глаза в землю:

— Сколько сказали, столько дал. У них спросите.

— А кому давал? — настаивал Оник.

Арменак кивнул на Амо Бекояна:

— Он деревьям хозяин…

— Сам не знает, что говорит, — презрительно пожал плечами мастер Амо. — Какое мне дело до ваших деревьев? Я от этих дел за три километра.

Но крестьянин, расставшийся с деньгами, знает, в чьи руки они перешли.

— Тебе давал, — настойчиво повторил Арменак. — Разве я один платил? Геворк Балаян, Сероб Саакян тоже в городе будут жить, а деревья купили…

— Сказали, дешево дают, — все захотели взять, — вздохнул старичок.

— Ну и дураки! — не сдержался Георгий. — Умные за расчистку территории еще и сами получили бы…

Оник не прочь был покопаться в этом деле, но Георгий решительно зашагал к машине. Ванецян извлек из кармана пиджака кипу бумажек, настойчиво совал их то Георгию, то Онику, пока Амо Бекоян не оттолкнул его, сказав что-то сердито и коротко. Потом мастер тоже сел в машину и сам отдал распоряжение Ваче:

— Здесь спускайся. Прямо к реке.

— Это для чего еще? — зло спросил Георгий.

— Нужно, — сухо ответил Амо.

Приткнувшись на самом краешке сиденья, он заставил Ваче петлять по каменистому бездорожью к неожиданно зеленой лужайке. Там он велел шоферу остановиться и проворно выпрыгнул из машины.

— Идите сюда, — позвал он Георгия и Оника, — идите, идите! — настойчиво потребовал он, когда Георгий недовольный и раздраженный, а Оник заинтересованный оказались возле него. Амо заговорил зло и убежденно: — Видите? На этом месте сорок деревьев стояло. Корни — вот! Как буйволиные ноги. Трактор чуть не сломали. Вытащили эти корни. Землю как стол ровную сделали. Все как надо. А люди стволы взяли. Кто убыток потерпел? Если Ванецян трактор сумел достать, если люди за трактор заплатили, кому от этого плохо? Государству? — Он обернулся к Онику: — Ты что, хочешь узнать, сколько копеек Ванецян съел? Время будешь на это тратить? Государство на твоей зарплате больше потеряет…

Потом он повернулся к Георгию:

— Так шаляй-валяй сделать — иди бери кому надо, — с нашим народом не пойдет. Еще срубить, может, и срубили бы, а корчевать никто не захочет. И деревья быстро увезли, потому что деньги платили, — это тоже знайте… Убытку никому нет, как хотите… Ну, будьте здоровы!

Приложив два пальца к выгоревшей фуражке и не дожидаясь ответа, мастер пошел напрямик к месту своей работы, а Ваче, ругаясь сквозь зубы, долго выводил машину по бездорожью на шоссе.

— Ты видел? — сказал Оник. — Философию подводит под свои махинации!

Георгий не разделял его оживления:

— Вот тебе и заголовок для фельетонов — махинации с философией. Только не очень старайся, а то ведь философия довольно убедительная.

— Тебя она убедила?

— Меня убедил результат.

— Значит, ты доволен?

— Чем я могу быть доволен? — устало сказал Георгий. — Еще не создано море, а вокруг него уже грязь. Амо Бекоян двадцать пять лет на наших стройках — опытный, нужный работник, содержит семью своего погибшего брата-фронтовика. А теперь надо его с работы снимать или на другой объект переводить. В конце концов пострадает дело.

— Значит, ты жалеешь, что это вскрылось?

— Жалею.

— Серьезно? Или чтобы меня завести?

Георгию спорить не хотелось:

— В этом деле разберутся без меня, а стройка не пострадала — даже выиграла. Люди, купившие деревья, довольны, хотя на что им эти деревья, никому — и в том числе им самим — не известно. И что за важность, если при этом Ванецян словчил…

— Вот интересно бы уточнить, как…

— Какого черта мы так любим все уточнять? Меня в данном случае больше интересовали бы побудительные причины. Объяви ты, что эти деревья дают бесплатно, может, никто бы их и не взял. Этому Ванецяну не в сельской конторе сидеть, а торговой фирмой руководить.

— Вот где ему сидеть. — Оник сложил пальцы решеткой.

— Ах, как любим мы обличать, изобличать, наказывать! Ну, я понимаю, по необходимости, преступников. А то ведь из любви к искусству. Вызвать, выведать у человека какой-нибудь факт, фактик и тянуть за него, как за ниточку. Да еще гордимся: как же, преступников изобличили, государственное дело сделали!

— Останови машину, — дернулся с места Оник. — Ты слишком высоко ценишь свой душевный комфорт. И не разыгрывай передо мной толстовца.

Георгий удержал его:

— Ну, прости. Это я в основном не про тебя. На меня все эти вещи нагоняют хандру. Выпьем со мной отвальную. По крайней мере я потом скажу, что журналист пил на мой счет.

В управлении секретарша положила перед Георгием кучу бумажек. Пришел Симон.

— Поехали ко мне, проводишь, — сказал Георгий.

— Не могу. У меня монтажники приезжают, а общежитие не готово.

— Все равно ты его за два часа не достроишь.