Избранное

В дверях показался Ваче. Конечно, с билетом. Спрашивать об этом не полагалось. Раз послали Ваче — все в порядке. Будет любой билет: на самолет, на футбольный матч, в театр, на шахматный турнир. Ваче встал у двери, непроницаемый и равнодушный. За ним вошел Оник, еще более худой, чем всегда, — так Георгию казалось при каждой встрече с журналистом. Худой и красивый. Вещи на нем никогда не выглядели новыми, но точно срастались с его подвижным телом.

— Тебе повезло, — сказал Георгий, пожимая сухую руку Оника, — присутствуешь при зарождении конфликта. Заслуженный производственник, бригадир боится ответственности.

— Можете так считать, — ехидно согласился Ефим Гаврилович.

— А я слышал, что ваша бригада носит звание…

— Я всякое звание носил. Я и ударник был, и стахановец был. Я по своей работе за все отвечал.

— Работа работой. Сознание надо иметь. Совесть рабочую, — легко вошел в разговор Оник, — вот сейчас у нас на страницах газет о рабочей совести большой разговор…

Ефим Гаврилович поднялся с табурета.

— Не пришлете мотор — работать не будем, — сказал он и, тяжело передвигая ноги, пошел из конторы.

— Как понимать? — спросил Оник. — Согласился?

Начальник строительства безнадежно махнул рукой:

— Собака старик. Кулацкая душа!

— А какой работник! — присвистнул Георгий. — На Ахтульской станции сроки нас поджимали, так мы с ним месяц почти не спали. Он и плотник, и сварщик, и каменщик. Все может. Талант.

— Кстати о талантах, — сказал Оник, — у меня к тебе разговор. Я за тобой в управление — говорят, на объектах. Но, оказывается, в некоторых вещах Онику Артаняну еще везет. Встретил твою машину. Ты что, улетаешь сегодня?

— Восемнадцать сорок. Третий рейс. Я для тебя человек бесполезный. Вот мой тезка Георгий Сергеевич даст необходимые тебе факты, цифры, фамилии.

— Ты мне нужен, — сказал Оник многозначительно.

— А здесь тебе ничего не нужно? Учти, скоро новую очередь запускаем.

— Сюда я еще приеду.

Они вышли. В стеклянности воздуха, в лиловых тенях гор, в мягком, необжигающем тепле солнца была уже сладостная осень Араратской долины.

Георгию хотелось объехать по пригорку, чтоб взглянуть на ТЭЦ со стороны канала, но Оник сразу пресек это чувствительное подведение итогов.

— Капиталистом хочешь стать? Перенимаешь опыт американских воротил или — как их там — бизнесменов? Обогащаешься?

Обычная Оникина трепотня.

— Обогащаюсь, — сказал Георгий. — Займи десятку.

— Нет, в самом деле, распродаете дно будущего моря?

— А что, получены сигналы?

— По всей форме. Письма трудящихся.

— А если по существу? Я что-то не понимаю…

Понять оказалось нетрудно. Письма оповещали, что мастер Амо Бекоян и председатель сельсовета Ванецян распространили слух о продаже деревьев на территории, подлежащей затоплению. Вырученные деньги они взяли себе, но какую-то малую толику заплатили трактористу, который выкорчевал корни. И только после того, как все деревья были срублены, проданы и вывезены, в конторе сельсовета появилось объявление, что трудящиеся могут получить древесину безвозмездно при условии, что они своими силами выкорчуют все пни. А получать было уже нечего. И делалась вся эта махинация с ведома и согласия главного инженера управления…

— Надеюсь, тебе понятен подтекст этой части письма? — спросил Оник. — А поскольку оно получено, нам предстоит им заняться.

— Все ерунда! — сказал Георгий. — И не желаю я ничем таким заниматься. Я сегодня уезжаю.

— У тебя еще куча времени.

— Что ж, ты думаешь, я не найду, куда его истратить? Очень мне нужно разбирать ваши анонимки!

— Я тоже мечтаю писать очерки под рубрикой «Люди красивой профессии» или «Человек — это звучит гордо!». Ваче, поверни, пожалуйста, к морю…

Ваче покосился на хозяина. Георгий недовольно кивнул.

— Амо не может и не должен доказывать, что он не продавал деревьев. Это ты должен иметь доказательства, что он их продал.

— Я не судья и не прокурор, — сказал Оник. — Мы спросим — он ответит. А дамба уже солидно наросла, скоро сомкнется, — прибавил он.

Он понимал, чем тронуть Георгия, и бессовестно этим пользовался. Да и сам Георгий отлично видел, что Оник его «покупает», но тем не менее оттаял, заулыбался, хотя и знал, что перемычка сомкнется еще не так скоро, потому что рабочая сила, машины и прочая техника опять на какое-то время переброшены на строительство ТЭЦ и другие более важные объекты.

Отдав дань восхищения мастерству строителей, Оник вернулся к интересующей его теме.

— А деревьев нет! — деловым голосом сказал он.

Действительно, островки курчавой темной зелени исчезли. Котлован точно расширился. Только по берегам будущего моря трепетал под ветром позолоченный осенью кустарник.

— Мне здесь деревья и не нужны.

Георгий снова стал злиться.

Они спустились к тоннелю, где бетонированная труба уже нацелилась на беззаботно прыгающую по камешкам речку. Амо Бекоян вышел из тоннеля, щурясь от солнца. Георгий позвал его в машину. Мастер отдал какие-то распоряжения загорелому дочерна малому, отряхнул пыль с широких брючин и легко просунулся на сиденье.

— Как жизнь? — спросил Георгий.

Амо пожал плечами:

— Будьте вы здоровы. А нам что делается!