Избранное

Твоею жертвою я стану, лишь приоткрой свой дивный лик,
Жизнь хочешь взять — приму я рану, срази мечом в единый миг.

Век Хызру дан был бесконечный водою чудо- родника,

Даруй мне благо жизни вечной — открой мне уст твоих родник.

Твой лик и стан душой смущенной припомню — в сердце хлынет кровь, —

Моею кровью орошенный, воспрянет стан твой — чаровник.

Два локона со станом юным — не образ ли твоей души?

В ней, «джимом» обрамлен и «нуном», «алиф» — твой стройный стан возник.[2]

Два полумесяца впервые восходят враз на небесах:

Два новолуния живые — вот двух бровей твоих тайник.

Когда о счастье я толкую, мне говорят:

«Испей вина!» —
О, как бы я воскрес, ликуя, когда б хмель уст твоих постиг!

Вино я вью, от мук усталый, изранен стрелами разлук, —

Машраба словом ты пожалуй — беднейшего из горемык!

* * *

Скиталец, я огнем разлук лечусь, — он жарче ада, право,
Но умереть, любя, от мух влюбленному — награда, право.

О, если бы твои уста хоть слово молвили страдальцу, —

Вот лишь о чем моя мечта, и рая мне не надо, право.

Как моя доля тяжела — душа уж к горлу подступили, —

Ты душу бы к себе взяла, она была бы рада, право.

От мук разлуки и обид, увы, я истекаю кровью,

И весь я кровью слез омыт, а в сердце — горечь яда, право.

Будь ты судьею в День суда, моя печаль — тебе свидетель:

Меня неволили беда и кар твоих засада, право.

Когда бы столь же горький дар достался праведным святошам,

Их опалил бы страшный жар и вмиг сожгла досада, право.

Ханжи-святоши с давних пор, молясь, смиренно четки нижут,

А их дела — стыд и позор, притворство — их отрада, право.

И что мне рай, что Вавилон! В слезах бреду я по вселенной,

Иду к любимой, изможден, но это мне — услада, право.

Весь мир спалила ты дотла, вселенную сжигаешь жаром, —

О, смилуйся! Мне, жертве зла, дождаться хоть бы взгляда, право.

Машраб, ты хочешь, чист и благ, судилище мирское встретить, —

Перед жестокой — жертвой ляг, ведь ей чужда пощада, право.

* * *