— Еще немного терпения, — сказал Боорман, — это ведь только первое действие. Последний акт разыгрался пять лет спустя на овощном рынке.
И он рассказал о женщине с костылем и о ноге, которая всюду его преследовала.
— А теперь я хотел бы знать, можете ли вы посоветовать что-нибудь дельное, — закончил он и допил свою рюмку.
Некоторое время Ян сидел, глядя на нас в полном молчании. Сигара его потухла. Наконец он повернулся ко мне.
— А ты, мерзавец, не чувствуешь никаких угрызений совести? Нет, для тебя царство небесное — это кинотеатр, куда ты все равно пролезешь, а тем временем ты спишь себе спокойно, как хряк, каковым ты и являешься. Сидит передо мной, как апостол Петр, и делает вид, будто не знаком с этим человеком! Господин Боорман, примите мои поздравления. Когда вы вошли сюда, я вас недооценил, но теперь я нахожу тем более удивительным, что вас мучает совесть, хотя никто — даже ваша клиентка — не может вас ни в чем упрекнуть, потому что на вашей стороне бог торговли с огненным мечом. Вы можете воспеть хвалу господу — думаю, вы уже узрели истину. Лучше поздно, чем никогда. Что же касается совета, то, по-моему, есть только одно средство избавить вас от гнета этой ноги… Вы говорите, что речь идет примерно о четырнадцати тысячах франков? Не решились бы вы вернуть пострадавшей эти деньги — по крайней мере ту часть, которая составляет вашу прибыль? Эта жертва, по существу, не была бы жертвой, ведь верно? Мы это понимаем. Словом, если Боорман проглотит эту горькую пилюлю, то Боорман исцелится. А Франс будет гореть вечным огнем. Джентльмены, здоровье короля! Выпьем за избавление от ноги!
— У него только что умерла жена, — шепнул я на ухо моему родственнику, чтобы вызнать еще больше сочувствия к Боорману.
— Я предвидел, что дело этим кончится, но все равно пошел к вашему Яну: человек, знающий латынь и всевозможные религиозные заклинания, должен также уметь изгонять чертей, как это в свое время делал сам Хозяин и его апостолы. Но, к сожалению, эти ожидания, видимо, не оправдались. А все же он славный парень, и, если нет другого выхода, воспользуемся этим. В понедельник отнесем деньги матушке Лауверэйсен; к счастью, с деньгами у меня благополучно.
Я сказал, что нисколько не возражаю против этого, потому что это благородный поступок, но вовсе не убежден, что она с готовностью примет деньги. И я еще раз напомнил ему о своих бесплодных попытках подарить ей сумму седьмого взноса…
— Но ведь полная сумма — это не какой-то там единичный взнос, — сказал Боорман. — Может ли разумный человек быть обуреваем такой гордыней, таким непоколебимым высокомерием? Мы же цивилизованные люди, не так ли? Один перестает сопротивляться, когда после цифры стоят три пуля, другой выдерживает характер до четырех или пяти, а иной — до шести нулей. В конечном счете это зависит от его общественного положения и среды, но если вы не перестанете нажимать, то рано или поздно он уступит и чаша весов опустится под тяжестью злата. Вы ведь слышали о золотом тельце? Разве матушке Лауверэйсен не нужно заботиться о своем брате, как другому — о жене и детях? И разве не обязан каждый, кому представится случай ухватить немного лишних деньжат, обеспечить свою старость? И разве в ином случае родственники не станут осыпать тебя горькими попреками? Возьмите, к примеру, какого-нибудь министра или другого высокопоставленного чиновника. Когда жена в постели расспрашивает его о делах, она прежде всего хочет знать, не встречал ли он людей, которые могли бы быть ему полезны, новых людей, о которых она еще не слышала и к которым следует приглядеться? Так она не только контролирует его доходы, но и подбадривает его, обуздывает, когда нужно, поощряет его замыслы и поддерживает разумными советами. Как ему оправдаться перед ней, окажи он своим клиентам большее сопротивление, чем необходимо? Благоразумный человек уступает сразу же, как только чувствует, что другой назвал ему предельную сумму и больше предложить не может. И тогда он начинает действовать со сказочной быстротой: подсовывает главе государства на подпись тот или иной документ, предоставляет льготы той или иной монополии, что-то санкционирует, кого-то разносит, вовремя предупреждает тебя об опасности, а сам губит ни в чем не повинного человека, накладывает ту или иную резолюцию, датирован бумагу более поздним или более ранним числом, затем теряет документ и даже выходит в отставку, если только это может его спасти и оправдать затраченные усилия.