Избранное

Я сказал, что, на мой взгляд, она не так уж сильно изменилась, и тотчас же спросил, продолжает ли кузница работать, на что она ответила, что там дела идут неважно. Раньше там, бывало, работало до тридцати человек, а теперь только трое. Новые лифты там уже не производят с тех пор, как умер кузнец, а его сестре ампутировали ногу. Пробавляется кузница только ремонтными работами по заказам старых клиентов. Не повезло ее хозяевам и только. А ведь в свое время это была известная мастерская — о ней даже напечатали в журнале статью с фотографиями кузнеца, и его сестры, и всех рабочих. Даже диплом и тот сфотографировали. Может быть, мы не верим? Жанна тут же сняла со стены большую позолоченную рамку и вручила ее Боорману. На огромном листе картона были аккуратно наклеены иллюстрации, вырезанные из «Всемирного Обозрения» — одного из наших ста тысяч экземпляров. Они были расположены в виде симметричного ансамбля, а в центре красовалась группа рабочих во главе с самим кузнечных дел мастером. Ничего не скажешь, добротная была работа. Сверху золотыми буквами тянулась надпись:

              Жанне Нуарфонтэн
                   от персонала
Кузнечной Мастерской П. Лауверэйсена

Эту чудесную вещь ей подарили ко дню рождения. Она знавала всех этих парней. И какие это были клиенты! Вот от этого, бровастого, она в свое время слышала, что шли разговоры о превращении кузницы в акционерное общество или что-то в этом роде. Но в последний момент, должно быть, дело не выгорело, и все осталось по-старому. Упадок мастерской плохо сказался на делах самой Жанны. А теперь она слышала, будто госпожа Лауверэйсен собирается продать все свое имущество с молотка, но особой спешки, видно, нет, потому что объявления до сих пор не расклеены. Скорее бы уже это случилось — тогда на месте мастерской обоснуется другая фирма и, может быть, опять будут клиенты. А почему мы так интересуемся делами кузницы? Надо полагать, мы не судебные исполнители? — подмигнув, спросила она.

Когда она выговорилась, Боорман осторожно, словно ребенка, снял со своих колен раму, щедро расплатился и показал мне знаком, что пора уходить.

ДОСТОЙНЫЙ ПРОТИВНИК

— Мы все же не зря потратили время у Жанны, — сказал Боорман. — Теперь мы знаем, что мастер Лауверэйсен отошел в лучший мир. В ином случае я, конечно, не преминул бы осведомиться о его здоровье, а такой промах загладить нелегко. Знать, что твоего клиента уже нет в живых, просто необходимо. Жаль, конечно, но чем труднее приходится человеку, тем он податливее. Теперь она совсем одна, и, если дела в кузнице идут прескверно, нашим девяти банкнотам обеспечен хороший прием. Таков мой прогноз.

В проулке слонялись две собаки, но такой своры, как пять лет назад, уже не было. Булыжник покрылся мхом — видно, по нему ходили куда реже, чем прежде, а дверь уже давно перестали красить. Мы долго дергали ее, пока она наконец растворилась, и мы вошли в сарай, который казался теперь куда более просторным, потому что прежних штабелей углового и листового железа там уже не было. Слева у стены за токарным станком стояли три парня, которые подняли головы, когда мы вошли, и небрежно кивнули, убедившись, что мы знаем, как пройти в технический отдел. Мы остановились у перегородки и заглянули в закуток через стеклянную дверь.

— Вон они! — прошептал Боорман, показывая глазами на большую груду журналов у задней стены. — По меньшей мере еще девяносто тысяч, — определил он, бегло прикинув кубатуру груды. И открыл дверь.

Госпожа Лауверэйсен была дома. Как только скрипнула дверь, мы услышали знакомый голос: «Сейчас спущусь!» Тотчас же раздался топот и стук и, взглянув наверх, мы увидели костыль, искавший опору на верхней ступеньке, затем — деревянную ногу, а вслед за ней и другую, настоящую. Госпожа Лауверэйсен спускалась по лестнице задом наперед, как и прежде, но теперь она делала это в три такта и со скоростью, свидетельствовавшей о большом навыке.

— Вот так. А теперь повернемся. Нале-во! — скомандовала она и, ловко орудуя костылем, повернулась к нам лицом. Она даже раскрыла было рот, но привычное «добрый день, господа» застряло у нее в глотке. Тем не менее она обрела присутствие духа еще до того, как Боорман мог отбарабанить заготовленную речь. Я же с облегчением услыхал наконец ее голос — признаться, я боялся, что она лопнет от злости.

— Я покамест еще не испытываю недостатка в экземплярах, господин Боорман, — решительно заявила она, указывая рукой на груду, в которой, по нашей приблизительной оценке, было девяносто тысяч журналов.