Подписывая бланк, она, видимо, даже не расслышала, что Боорман надеется «в ближайшем будущем сообщить более определенные новости».
Он застегнул свое пальто на все пуговицы, словно ограждая бланк, и прислонился спиной к двери.
— Самое лучшее, — сказал он, — если проектируемое акционерное общество купит ваше предприятие за сумму, которую вы назначите. Паевой капитал должен быть несколько меньше двухсот процентов вашей продажной цены, и, помимо выручки от продажи, вы должны получить пятьдесят один процент полностью оплаченных акций. Таким образом, вы остаетесь владелицей фирмы, потому что этот один процент акций обеспечивает вам большинство на собрании акционеров; вы назначите себя на пост председателя правления, а брата — на пост директора…
— А вы будете нашим управляющим, — перебила его госпожа Лауверэйсен.
Эта мысль, видно, не выходила у нее из головы — она высказывала ее еще во время нашего первого визита.
— Разумеется, вам необходима помощь опытного юриста, — продолжал Боорман, уклоняясь от прямого ответа, — потому что учреждение акционерного общества, выплата денег за фабрику и распределение акций должны быть совершены одновременно. Ведь финансирующие вас лица должны обеспечить сто процентов капитала, а расписку получить — меньше чем за половину вложенных денег.
Он начал бодро и непринужденно, но теперь уже заметно сбавил темп и оглядывался по сторонам, словно искал не только заключительный аккорд, но и спасительный выход. Я подумал, что самое страшное, быть может, еще впереди.
Ведь не мог же он говорить до бесконечности — это было ясно. А что, если женщина вдруг поднимет визг и сюда сбегутся одиннадцать молодцов со своими кувалдами? Тогда Боорману придется расстегнуть пальто. Вопреки инструкциям, гласившим, что я имел право время от времени только вставлять фразу «очень интересно», я неожиданно вмешался в разговор.
— Господин директор, — сказал я извиняющимся тоном, — я еще не успел доработать проект. Описание этой фабрики, а также статья о фирме «Кортхалс и сыновья» отняли у меня много времени.
Боорман погрозил мне пальцем, как шаловливому мальчугану, и, приказав безотлагательно заняться проектом, надел шляпу.
Многообещающе пожав руку госпоже Лауверэйсен, мы начали отступление, перелезли через груду листового железа и беспрепятственно добрались до двери, выходившей в проулок с милыми собачками.
— Помните, что я беру вас в управляющие! — крикнула нам вдогонку эта неугомонная дама, и в ответ Боорман прокричал нечто вроде «возможно», «в свое время», «не исключено» и «эвентуально», после чего захлопнул дверь.
Мы молча шли домой. Я искоса поглядывал на Боормана, но так и не мог догадаться, о чем он задумался. Впрочем, и у меня самого голова шла кругом от мыслей, вызванных нашей затеей с семейством Лауверэйсен.
— Как вас зовут, де Маттос? — спросил мой патрон, когда мы благополучно добрались до конторы.
Я испугался, не надумал ли он уволить меня с волчьим билетом за то, что я вышел за рамки предписанной мне формулы «очень интересно», и потому, воздержавшись от каких бы то ни было шуток, попросту отчеканил:
— Франс Лаарманс.
— Жаль, что у вас такая банальная фамилия, — сказал Боорман. — Ничем не могу помочь, но отныне, де Маттос, вы будете зваться просто Лаарманс. Честность в делах превыше всего, ведь всегда может случиться, что какой-нибудь Лауверэйсен вызовет вас в суд в качестве свидетеля против меня, и тогда вы с двумя вашими фамилиями… Вас никогда не звали де Маттос, ясно вам? Лаарманс — вот фамилия, которую отныне и во веки вы будете носить с божьей помощью. А все прочее остается по-прежнему: вы ходите без бороды и с аккуратной стрижкой.
Я сказал ему, что гарантирую гладко выбритый подбородок, и спросил, уж не опасается ли он, что Лауверэйсен предпримет что-либо против меня. Боорман покачал головой.