На ступеньках лестницы, ведущей в спальни, сидели его послушники в джинсах и свитерах, и он недовольно подумал про себя, что надо будет им сказать, что монахам — будь они в сутане или в мирской одежде — не подобает сидеть развалившись и дергать друг друга за уши. Но, завидев его, они радостно вскочили на ноги, их поскучневшие лица посветлели, и он почувствовал угрызения совести.
— Простите, что заставил вас ждать, дети мои, но, боюсь, вам придется потерпеть еще немного. Почему бы вам пока не пойти на задний дворик? Там солнце.
— Вон идет брат-привратник, падре. Он, кажется, хочет вам что-то сказать.
— Падре Тони, та молодая дама в приемной просила вас не беспокоиться, она зайдет в другой раз.
— Она ушла?
— Как только вы вышли из приемной.
Молодой монах почувствовал, как кровь бросилась ему в голову. Он отвернулся к стене и закрыл лицо руками. Послушники замерли разинув рты, привратник жестом велел им удалиться. Заслышав их шаги, падре Тони повернулся, протянул к ним руку и сказал:
— Погодите.
Они остановились и смущенно уставились на него. В окно за их спинами были видны дамы из общества святой Анны — коричневый меховой кружок. Разведя руки в стороны и улыбаясь солнцу, они поджидали свои автомобили. Но все эти знакомые лица на сей раз вызвали у падре Тони отвращение. Его послушники казались похожими на ядовитые грибы, дамы внизу — на стаю мышей.
— Дети мои, у меня для вас дурные вести. Придется нам отложить нашу прогулку. Мне нужно съездить в город, — и, повернувшись к привратнику, он спросил. — Отец-настоятель у себя?
— Когда сегодня утром я позвонила Пепе, — рассказывала братьям Монсонам Рита за обедом у них дома, — и сообщила ему, что девушка исчезла, он спросил: «Какая девушка?» А потом сказал: «Ты идиотка. Конечно же, она исчезла. Начнем с того, что ее там вообще никогда не было. Она — иллюзия, галлюцинация». А сразу после
— А потом он позвонил
— Смейтесь, смейтесь, — сердито пробормотал Пепе, набив полный рот. — Вам не пришлось пережить того, что я пережил сегодняшней ночью. Я не спал ни минуты.
— Я тоже, — откликнулась Рита, очищая апельсин, — после того как ты, скотина этакая, вытащил меня из постели. А к тому же Элен Сильва, еще одна скотина, всю ночь готовилась в постели к олимпийским играм или чему-нибудь другому в этом же роде. А я была при ней хронометристом. Интересно, как
— Мне она тоже звонила, — сказал падре Тони.
— Ты ведь сегодня свободен после обеда, Пепе?
— В честь чего она это затевает?
— Китайский Новый год, а кроме того, Пако нашел работу.
— Мэри становится истеричкой.
— Но, Пепе, что же истеричного в желании пригласить гостей?
— Она занимается пустяками или делает вид, что занимается ими, в то время как надо спасать семью.
— А ты занимаешься пустяками, в то время как надо спасать
— Да, пожалуйста, только не надо пирожных. Я стараюсь обходиться без них во время поста. Вы знаете, я бы не возражал встретиться с этой сеньорой де Видаль. Вот с чего мне, наверное, следовало бы начать. А ты что думаешь, Пепе?
— Ты и ее хочешь спасти?
— Думаешь, не справлюсь?
— Чего это вдруг у тебя появилось такое апостолическое рвение?
— Я же говорил — мне стыдно, мне очень стыдно за себя. Я испугался и сбежал от этой девушки.
— Что было очень благоразумно с твоей стороны, — сказала Рита, но падре Тони отрицательно покачал головой.