Избранное

— Сейчас объясню… Понимаете, еще проектным заданием мощность нашего комбината по апатитовому концентрату была определена в четырнадцать с половиной миллионов тонн в год. При содержании пятиокиси фосфора в руде — восемнадцать и две десятых процента. Эта деталь чрезвычайно важна… Однако впоследствии нам пришлось добывать и перерабатывать руды значительно менее богатые основным и интересующим нас полезным компонентом. Все это, сами понимаете, было вынужденной необходимостью. Надо было… И это постепенно привело к общему снижению содержания пятиокиси фосфора в добываемой руде. Вполне естественно, что постепенно упала мощность обогатительных фабрик комбината, производящих концентрат. Фабрикам же теперь пришлось перерабатывать и обогащать в два-три раза больше руды. Это, я думаю, вам хорошо понятно… Со своей стороны мы вроде бы сделали все, что смогли: за счет внедрения технического прогресса повысили производительность оборудования и на фабриках и тем самым хоть как-то, но компенсировали снижение мощностей… В общем, пока, внешне, все как бы идет нормально…

— Значит, ура? — улыбнулась Вера Владимировна.

— Значит, караул, — сказал ей Михеев. — Кряквинский анализ показывает, и это с абсолютной достоверностью, что из-за катастрофического уменьшения пятиокиси фосфора в исходной руде дефицит концентрата к следующему году по комбинату составит почти пять миллионов тонн.

— И что же?

Михеев как-то растерянно посмотрел на Веру Владимировну и развел руками:

— Как что?.. Хорошенькое дельце… Мы посадим комбинат в лужу. Вот что!.. Мы не в состоянии будем дать требуемые от нас миллионы тонн концентрата! Вы это понимаете?.. Мы будем банкротами, мелкими брехунами — вот что!.. А дальше считайте — тут высшей математики не потребуется, можно и пальчиками обойтись… — Михеев побагровел. — Из одной тонны нашего концентрата выходит две тонны суперфосфата. Этого вот так вот достаточно, — он полоснул себя по горлу ладонью, — чтобы подкормить шесть, а то и восемь гектаров землицы! Соображаете?.. А потом получить с нее — до-пол-ни-тельно! — либо три тонны отборной пшенички — это раз! Либо шестнадцать тонн картошечки — это два! Либо двадцать тонн сахарной свеклы — это три! Либо две тонны хлопка… А?

Он порывисто шагнул к столу, схватил бутылку и плеснул из нее, проливая на скатерть, в рюмку коньяк. Жадно глотнул…

Вера Владимировна видела, как дрожит его рука, и тоже невольно почувствовала, что волнуется. Закурила и, выждав паузу, тихо спросила:

— Так как же быть, Иван Андреевич?

Михеев круто развернулся в ее сторону, уловив в этом вопросе теплую, сочувственную интонацию. Устало улыбнулся, покачал головой и вдруг заговорил шепотом:

— А так… Орать надо, Вера Владимировна… Благим магом орать! Пока не поздно. Комбинату необходимо сейчас сделать два, три шага назад. Плюнуть на престиж и победы, черт подери! Надо немедленно и честно признаться, что мы зарвались, что струна наша вот-вот лопнет… Нам сейчас как воздух требуется мощная финансовая инъекция, новая проектно-сметная документация, оборудование… Разве я не знаю, что подземные рудники давно уже плачут по новой технологии выпуска руды? Знаю… И Кряквин для меня в этом смысле не пророк. Мы же безбожно отстали с объемами вскрышных работ, рвали, что поближе лежит, что пожирнее… А реконструкция фабрик?.. А развитие железнодорожного комплекса?.. Надо, надо, понимаете, отступать… Или… отсиживаться на внешне благополучных уровнях, а потом… сматывать потихонечку удочки с комбината. Победителей-то ведь судить не принято. На победу все спишется. Пускай другие потом повертятся, порасхлебывают… Или — или… — Михеев на мгновение замолчал, а затем неожиданно спросил: — Вы когда-нибудь, Вера Владимировна, ходили босиком по рельсам?

Она удивилась.

— Вроде не приходилось. А что?

— Во-от… хорошая, я вам скажу, штука… Где-нибудь в степи. Под солнышком… Земля вокруг в травах, в жаворонках… Только долго все равно не пройдешь — обязательно оскользнешься на рельсе… — с грустью закончил Михеев.

— Я… не понимаю вас, Иван Андреевич, — сказала Вера Владимировна. — К чему вы об этом?

Он подошел к ней. Сел рядом.

— Устал я. Дьявольски устал… Никому об этом никогда не говорил, а вот теперь говорю… Что-то сломалось во мне. Не знаю… Надоело все… Сорогин ведь умный мужик, все понимает… Может быть, действительно стоит в отставку, а, Вера Владимировна?

Она с силой выдохнула сигаретный дым, искоса взглянув на Михеева… Взяла у него из руки измятый хлеб, понюхала…

— А как же быть с ним?

Он не ответил. Скривился только…

— Ну что ж… Давайте-ка спать, товарищ директор. Я, между прочим, тоже устала. Не возражаете, если я постелю вам в той комнате?

Вера Владимировна поднялась, опершись о плечо Михеева, дошла до двери и остановилась.

— Знаете, о чем я сейчас думала, слушая вас?

— Не знаю, — покачал головой Михеев.