Избранное

— Я о них пекусь, помогаю в трудную минуту, а им до меня и дела нет! Будь они все прокляты!

— Что ты волнуешься? Ведь стол накрывать будем завтра, — утешала его дочь.

— Хочу приготовить все заранее, чтобы не беспокоиться. Послушай, Сянцзы, фонари нужно повесить сегодня. Если не пришлют до четырех часов, я им покажу!

— Пойди поторопи их, Сянцзы! — умышленно обратилась к нему Хуню: при отце она все время старалась найти для него какое-нибудь дело. Сянцзы безмолвно повиновался. — Хороший парень, верно, отец? — ухмыльнулась Хуню. — Тебе бы такого сына. Да вот вместо него родилась я, ничего не поделаешь. Хоть усыновляй этого Сянцзы! Ты погляди — за целый день ни разу не присел, везде поспевает!

Лю Сые ничего не ответил. Затем сказал:

— Где патефон? Заведи-ка!

Звуки старого, неизвестно у кого одолженного патефона терзали слух, как вопли кошки, которой наступили на хвост. Однако Лю Сые это не беспокоило: был бы шум.

К полудню управились со всеми делами. Оставалось лишь накрыть на стол, но это должен был сделать повар. Лю Сые все осмотрел сам. Любуясь украшениями и расставленными повсюду цветами, он удовлетворенно кивал головой.

Вечером для подсчета подарков Лю Сые пригласил из угольной лавки «Тяньшунь» господина Фэня, родом из Шаньси. Господин Фэнь был мастером своего дела. Он послал Сянцзы купить две красные приходо-расходные книги и лист красной бумаги. Разрезав бумагу, написал несколько поздравительных иероглифов и развесил их. Лю Сые заметил, что господин Фэнь — человек толковый. Он предложил ему сыграть в мацзян, по господин Фэнь, зная, что Лю Сые играет слишком хорошо, побоялся. Тогда раздосадованный Лю Сые обратился к рикшам:

— Сыграем в кости на деньги! Ну, кто из вас смелый?

Каждый не прочь был сыграть, но никто не решался. Все знали, что Лю Сые держал когда-то игорный притон.

— Эх вы, трусы! И как вы только на свете живете! — Лю Сые разозлился. — В ваши годы я не думал, сколько у меня в кармане. Проигрывал все и ничего не боялся. Ну, кто хочет?

— На медные деньги? — спросил один из рикш, выступая вперед.

— Оставь себе свои медяки! Лю Сые с сопляками не играет. — Старик залпом выпил стакан чаю и вытер лысину. — Ладно, потом сами просить будете, так я откажусь!.. Послушайте-ка, скажите всем, что у меня завтра праздник: вечером соберутся гости. А потому завтра сдайте коляски до четырех часов, чтоб не греметь на дворе. Всю выручку оставьте себе и за коляски можете не платить! Пусть каждый помянет меня добрым словом, если совесть есть. Послезавтра, в день моего рождения, вывозить коляски не разрешаю. Утром, в половине девятого, накроют для вас стол: шесть мясных блюд, два рыбных, четыре холодных и гохо. Довольны? Приходите все в длинных куртках; кто придет в короткой — выгоню! Поедите — и убирайтесь! Я буду принимать родных и друзей. Им подадут морские закуски, шесть холодных блюд, шесть горячих, четыре мясных и тоже гохо — я все говорю, как есть. Только не завидуйте — ведь это мои друзья! У Кого есть совесть, приходите с подарками — буду счастлив. А кто придет с пустыми руками, пусть поклонится трижды — тоже буду доволен. Но все должно быть как положено. Понятно? Вечером можете опять прийти поесть. Все, что останется, — ваше. Но раньше шести не являйтесь…

— Завтра вечером будет много пассажиров, — сказал пожилой рикша. — Не резон нам ставить коляски в четыре часа…

— Тогда возвращайтесь после одиннадцати. Главное, не гремите, пока у меня гости! Помните: вы только рикши, а я ваш хозяин! Ясно?

Все стояли молча. Слова Лю Сые переполнили сердца людей обидой и гневом. Конечно, неплохо, когда тебе оставляют всю дневную выручку, но разве явишься потом без подарка? Придется истратить, по крайней мере, монет сорок. К тому же слова Лю Сые задели их за живое: у него, видите ли, день рождения, а им нужно прятаться, как крысам! Да еще запретил вывозить коляски двадцать седьмого числа, в самый доходный день накануне Нового года! Лю Сые, конечно, может пожертвовать дневной выручкой, по рикшам невыгодно весь день болтаться без дела. Люди угрюмо молчали. Никто не поблагодарил хозяина за его «доброту».

Когда Лю Сые удалился, Хуню окликнула Сянцзы. И тут гнев людей сразу нашел себе выход: он обрушился на Сянцзы.

В эти дни всем казалось, что Сянцзы из кожи лезет, подмазываясь к хозяевам, угождает, хватается за любую работу. Однако Сянцзы ничего на подозревал: он помогал Лю Сые, чтобы избавиться от тоски. По вечерам он ни с кем не разговаривал, да и говорить было не о чем. А рикши, не зная его горя, считали, что он стал прихлебателем Лю Сые, и не желали с пим знаться. Внимание, оказываемое Сянцзы дочерью хозяина, будило в них нечто вроде ревности. А тут еще последняя обида — Лю Сые не пригласил их под праздничный навес! Сянцзы наверняка будет целый день объедаться всякими вкусными вещами. Почему такая несправедливость? Вот и сейчас Хуню зачем-то позвала Сянцзы!

Рикши провожали его глазами, полными ненависти, и, казалось, готовы были наброситься на него. Хуню и Сянцзы вошли под навес и заговорили о чем-то при свете фонаря… Видали? Все понятно…